Воздадим же Вам славу, не обращая внимания на все неудачи, что пре­следуют Вас! Да не оставят Вас боги Аргентинской Республики! Пока еще судьба не сделала выбор между Вами и Росасом, между городом и пампой, между голубой лентой и алой, но вы владеете тем редким свой­ством духа, что способно в конце концов обеспечить победу над дикой физической силой, тем духом, который вдохновлял на подвиг мучеников. С Вами вера, ведь Вы никогда не знали сомнений! Вера спасет Вас, и с Вами — цивилизацию!

Этот человек отмечен знаком судьбы. Родившийся в лоне плохо про­думанной революции, какой была революция 1 декабря[288], он оказался единственным, кто победой сумел оправдать ее необходимость. Мощная сила гаучо вырывает из рук Паса командование войсками[289], десять лет он томится в плену, но даже сам Росас не решается убить генерала, как если бы ангел-хранитель днем и ночью охранял его жизнь. Чудом удается Пасу бежать в непогоду, под покровом ночи, и бурные волны Ла-Платы выносят его в конце концов на Восточный берег: то тут, то там он встречает отказ, пренебрежение, но, наконец, ему передают ослаб­ленные в боях отряды одной из провинций — свидетельницы гибели двух армий. Из этих крох терпеливо и тщательно собирает Пас силы, способ­ные оказать сопротивление Росасу, и, когда войска противника повсюду одерживают победу и несут ужас и смерть во все уголки Республики, из болот Каагуасу[290] раздается клич однорукого и стреноженного генера­ла[291]: «Республика еще не погибла!» Лишенный лавров по милости тех, кого он спас, коварно отстраненный ими от командования своими вой­сками, Пас находит спасение на земле своих врагов — в Энтре-Риос. Са­мо небо защищает его, и оттого злой гаучо из лесов Монтьель[292] не ре­шается убить однорукого добряка, который сам никого не убивает. Добравшись до Монтевидео, Пас узнает, что Ривера разбит, возможно, именно потому, что там не было его, способного спутать намерения вра­га своими маневрами. Весь город, подавленный, стекается к его скром­ному пристанищу беженца, ища слов утешения и хоть какой-то проблеск надежды. «Дайте мне двадцать дней, и врагам не взять город»,— един­ственное, что ответил генерал спокойно, с уверенностью математика. Орибе предоставляет то, о чем просил Пас, и уже прошло три года с того безрадостного для Монтевидео дня.

Когда город был хорошо подготовлен к обороне и гарнизон привык к ежедневным боям настолько', будто это занятие ничем не отличается от любого другого, Пас отправляется в Бразилию. Он остается при дво­ре[293] дольше, чем того хотели бы его сторонники, но в то время как Росас полагает, что он находится под конвоем имперской полиции, ге­нерал оказывается в провинции Коррьентес, обучая шесть тысяч солдат; тиран узнает, что Пас вступил в союз с Парагваем, и позднее до него доходит слух, что Бразилия предложила Франции и Англии принять уча­стие в борьбе; таким образом, борьба между пастушеским селом и горо­дом превратилась в конце концов в поединок между одноруким математи­ком, ученым Пасом, и гаучо-варваром Росасом, в битву между пампой, с одной стороны, и Коррьентес, Парагваем, Уругваем, Бразилией, Англи­ей и Францией — с другой.

Еще больше возвеличивает генерала то, что враги, которых он раз­бил, не испытывают к нему ненависти. «Гасета»[294] Росаса, столь изобретательная в клевете и злословии, неспособна оскорбить его так, как она это умеет,— каждый раз препятствует то уважение, которое он внушает даже клеветникам; вперемежку с кровожадными воплями карибов его об­зывают стреноженным, одноруким, кастратом, ибо надо же ведь как-то об­наружить свою дикость и тупость. Если бы кто-то сумел проникнуть в души прислужников Росаса, то обнаружил бы там восхищение; его испытывали все по отношению к генералу Пасу, и старые федералисты не забыли: именно он всегда защищал их от злопыхательства унитариев старых времен. Кто знает, может, Провидение, что держит в своих руках судьбы государств, захотело уберечь этого человека, который столько раз расходился со смертью, для восстановления Республики, где властвовали бы законы, обеспечивающие свободу без специальных на то указов, и исчезли бы страх и насилие, необходимые для правления лишь глупцам! Пас по натуре своей провинциал, и в этом гарантия, что он не принесет провинции в жертву Буэнос-Айресу и порту, как сегодня это делает Росас, наживающий миллионы за счет обнищания и одичания жи­телей глубинных районов — ведь именно в этом федералисты городов об­виняли Конгресс 1826 года.

Победа при Табладе открывала новую эпоху в жизни Кордовы, го­рода, который до той поры, согласно посланию, отправленному ге­нералом Пасом в Провинциальное представительство, «занимал послед­нее место среди аргентинских городов». «Вспомните, таким он был всег­да,— продолжает Пас свое послание,— именно здесь предпринимались крайние меры и воздвигались препятствия на пути всему, что вело к объединению нации и процветанию самой провинции,— так было и при федералистах, и при унитариях».

В Кордове, как и во всех аргентинских городах, была своя либераль­ная прослойка, которую заставило замолчать абсолютистское и квиетистское правительство Бустоса. С приходом Паса либералы выходят на арену, показав, насколько они окрепли за девять лет происпанского правительства.

Ранее я описал уже Кордову как противника идей Буэнос-Айреса; но есть одно обстоятельство, которое властно указывает на возможность ее иного будущего. Наука — вот высшее понятие для жителя Кордовы; два века истории Университета укоренили в людях дух просвещенности, который не сумел столь прочно укрепиться в сознании жителей дру­гих провинций: и если бы здесь изменились направление и смысл обра­зования, Кордова уже могла бы располагать большим числом сторонни­ков цивилизации, подготовленных к тому властью ума и просвещенности.

Уважение к просвещению, привычно связываемое с университетски­ми званиями, свойственно в Кордове всем, вплоть до низших классов общества, и лишь этим можно объяснить, почему городские массы при­соединились к гражданской революции, осуществлявшейся Пасом, с пы­лом, который не иссяк и десять лет спустя. Этот дух воспитал тысячи ремесленников и пролетариев города, ставших жертвами организованной и холодной ярости масоркерос. Пас привез с собой переводчика, чтобы объясняться с гражданами Кордовы: то был Баркала[295], негр-полковник, что столь доблестно сражался в Бразилии и проводил время бок о бок с высшими армейскими чинами. Баркала, вольноотпущенник, многие годы отдал наставлению ремесленников Кордовы на правильный путь, уча их любить революцию, которая награждает за заслуги независимо от цвета кожи и классовой принадлежности; на Баркалу была возложена миссия распространять новые идеи и взгляды в городе, и ему удалось придать своему делу размах и глубину гораздо большие, чем можно было ожидать. Те жители Кордовы, которым присуще гражданское сознание, с тех пор