Тактика использования привлекательных, но несущих болезнь и смерть женщин появлялась и в более поздние времена – например, в ходе Неаполитанской кампании 1494 года. Испанцы не только влили в вино для французов зараженную кровь, но и, согласно медику и писателю того времени Габриэле Фаллопио, «намеренно загнали красивых и больных проституток в лагерь французской армии»[248]. Хотя описанные биологические стратегии существуют уже около 3000 лет, испанские «отравленные проститутки» напоминают о древнем хеттском ритуале изгнания зараженной чумой женщины на вражескую территорию.

Предложение врагу соблазнительного, но смертельного дара – многовековой путь к победе посредством использования биологического оружия.

5

Сладкий соблазн

Люди со своими необузданными аппетитами часто становятся жертвами собственной еды и питья.

Элиан. О природе животных

Может случиться и то, что богатую землю Эфиру

Он посетит, чтоб, добывши там яду, смертельного людям,

Здесь отравить им кратеры и разом нас всех уничтожить.

Гомер. Одиссея

Ксенофонта вполне устраивало место для обустройства лагеря, выбранное им на территории близ Колхиды на берегу Понта, то есть на юго-восточном побережье Черного моря (ныне это северо-восток Турции). Земля здесь плодородна и богата водой.

Дело было в 401 г. до н. э., великий военачальник вел 10 000 греческих наемников долгим маршем домой из Вавилона на север – через Междуречье, Армению и Анатолию. Гоплиты отважно сражались во время попытки государственного переворота, которую предпринял персидский мятежник Кир Младший против своего брата – царя Артаксеркса II. Но когда люди Артаксеркса убили Кира во время битвы при Кунаксе (рядом с современным Багдадом), смысл сражаться исчез. Персы призвали греческих военачальников на переговоры. Однако на якобы дружеском обеде всех греков умертвили, и греческая армия оказалась брошенной в ужасной ситуации – без руководства и в тысячах километров от дома[249].

Ксенофонт был избран новым командующим. Убийство греческих вождей и хорошие познания в области истории Персии – вполне достаточные причины для того, чтобы повсюду видеть предательство и измену, но даже Ксенофонт не был готов к тому, что случилось на берегах Понта. «Прежде всего, если тебе придется разбить лагерь в определенной местности, ты должен позаботиться о здоровых лагерных условиях». Его войско по дороге из Вавилона сражалось против враждебно настроенных местных жителей и грабило города в поисках пищи. Здесь тоскующие по родине 10 000 солдат, казалось, могли отдохнуть и помечтать о том, как они вскоре достигнут Греции. В окрестных деревнях было много еды. «Здесь, вообще говоря, не было ничего необыкновенного, – вспоминал Ксенофонт, – кроме большого числа ульев». Дикого меда тут много – только бери. Вскоре ульи были обнаружены солдатами, которые отправились за лакомством.

Однако оказалось, что «солдаты, вкушавшие мед, теряли сознание» и вели себя словно пьяные. Они были не в состоянии стоять на ногах и тысячами падали на землю. Ксенофонт сообщает: «Такое множество их лежало на земле, словно эллины потерпели здесь поражение в бою». Солдаты совершенно обессилели, как будто их настигло проклятье. Кто-то даже умер. «Всеми овладело уныние», – писал Ксенофонт. На следующий день уцелевшие начали приходить в себя, но еще три-четыре дня были не в силах стоять. Все еще ослабленная армия снялась с лагеря и направилась дальше на запад.

Уязвимость войска для возможной засады на вражеской территории в тот момент, когда солдаты даже не могли оказать сопротивления, очень тревожила Ксенофонта. Ему было неизвестно, что причиной заболевания стал от природы токсичный мед, произведенный пчелами, собравшими нектар с ядовитых цветков рододендрона. Мощные нейротоксины, содержащиеся в рододендроне, безвредны для пчел. Все жители Причерноморья хорошо знали о прекрасных, но опасных цветах. Сок рододендрона применяли для отравления стрел, а в микроскопических дозах мед был лекарством – pharmakon – и применялся как тонизирующее средство. В современной Северной Турции и Закавказье такой мед известен как deli bal («сумасшедший мед»). Чайная ложка такого меда, растворенная в стакане молока, считается традиционным возбуждающим средством, а солидная порция, принятая с алкоголем, усиливает эффект. В XVIII в. deli bal (европейцы называли его miel fou – «дурной мед») активно экспортировался из Крыма. Тонны токсичного меда отправлялись в Европу, где его добавляли к напиткам, подававшимся в тавернах.

Люди, не знающие о том, что этот вкуснейший мед делается из ядовитых цветов, вполне могли принять слишком его большую дозу, как солдаты Ксенофонта, опустошившие ульи. Я однажды беседовала с американским студентом факультета антропологии, который чудом пережил отравление таким медом в Непале, где растут настоящие леса рододендронов. Его хозяева-кочевники, пастухи яков, предупреждали его об опасности дикого меда и рассказывали, как отличить безопасный мед от ядовитого. Один из методов – подержать мед в руке: ядовитый вызывает ощущение покалывания кожи. Но студент заметил, что пастухи целенаправленно собирали ядовитый мед. Он предположил, что мед может быть галлюциногеном, отправился на поиски улья в лесу рододендронов, нашел и съел около 30 г меда. «Приход» начинался, по его воспоминаниям, весьма приятно, но вскоре стало очень плохо. Покалывание и онемение кожи сменились головокружением, неукротимой рвотой и поносом. Начала путаться речь, а психоделические эффекты сделались пугающими: перед глазами заплясали яркие огни, поле зрения резко сузилось. В таком состоянии ему удалось добраться до деревни до того, как наступил паралич мышц и смерть. Местные жители смогли его реанимировать. Через несколько дней после этого случая, в точном соответствии с состоянием солдат Ксенофонта, студент был все еще слаб, но уже мог стоять на ногах. Он узнал, что пастухи скармливали крошечные дозы меда своим якам в качестве возбуждающего средства. Они рассказали, что порции, которую принял студент, хватило бы, чтобы убить огромного тибетского мастифа.

В римское время «сумасшедший» причерноморский мед уже был хорошо известен авторам трудов по естественной истории. Плиний Старший отмечал парадоксальность того, что «сладчайшая, прекраснейшая, самая здоровая пища» может оказаться смертельной. Учитывая, что природа уже вооружила пчел ядовитым жалом, Плиний предполагал, что пчелы сознательно заимствовали яд ядовитых растений для создания дополнительного оружия, предназначенного для защиты ульев от человеческой жадности[250].

Критическая ситуация в войсках Ксенофонта возникла из-за случайного отравления, но осознание потенциала меда как биологического оружия было лишь вопросом времени. Джон Эмброуз, историк, занимающийся использованием насекомых в военных конфликтах, отметил, что древние «были достаточно умны, чтобы понять, что мед… может иметь военное применение, подобное современному ядовитому газу»[251]. Мед – всего лишь одна из привлекательных приманок, которые в античности могли служить тайным биологическим оружием для ослабления или убийства врагов. А страх перед биологическими токсинами породил