во время римской военной кампании против парфян в Месопотамии, проводимой совместно правившими императорами Луцием Вером и Марком Аврелием (рис. 17).

Парфянская империя в то время располагалась в Центральной Азии, простиралась от Инда до Евфрата и постоянно угрожала власти римлян. «Болезнь, как утверждают, возникла в Вавилонии, где spiritus pestilens, тлетворный дух, вырвался из золотой шкатулки в храме Аполлона», – писал биограф Вера, известный как Юлий Капитолин (на самом деле это один из псевдонимов, используемых анонимными авторами «Истории Августов»). Некий римский солдат «взломал шкатулку, и после этого [мор] наполнил землю парфян, а затем и весь мир», делаясь на своем пути из Персии на Рейн все опаснее.

Рис. 17. Марк Аврелий и Луций Вер, соправители во время Великой чумы 165–180 гг. н. э., которая, по античным сообщениям, началась после того, как солдаты Вера взломали золотую шкатулку в вавилонском храме Аполлона, тем самым выпустив «духов чумы». Мраморные бюсты, 160–170 гг. н. э., Британский музей. Фото Кэрол Раддато

Сирийцы и прочие обвиняли Луция Вера в намеренном распространении болезни. Но Капитолин возражал, что Луций Вер здесь ни при чем, а вся вина лежит на чрезмерно амбициозном генерале Вера Авидии Кассии. В 164 г. н. э. кровожадный Кассий пошел на штурм Селевкии – греческого города на Тигре в Вавилонии (парфяне сделали из этого города свою летнюю столицу). Армия Кассия с неслыханной жестокостью взяла Селевкию и сровняла город, один из последних оплотов греческой культуры, с землей, хотя жители Селевкии поначалу отнеслись к римлянам хорошо.

Тем самым Кассий нарушил общепринятые правила войны, воспрещавшие нападать на дружественный город или нарушать перемирие. Именно солдаты Кассия разграбили греческий храм и дали ход инфекции, согласно свидетельствам Капитолина и Аммиана[232].

Представление о том, что разграбление храма или другого священного объекта или места будет наказано мором, весьма древнее. Захват филистимлянами Ковчега Завета, за которым последовали вспышки чумы, – один из ранних примеров такого рода убеждений. Еще один пример упоминался в главе 3: карфагенская армия в 396 году пала жертвой эпидемии под Сиракузами. Этот мор начался после того, как карфагенские солдаты ограбили греческий храм Деметры и Коры. Аппиан рассказывал, как чума истребляла галлов, когда они попытались ограбить оракула Аполлона в Дельфах в 105 г. до н. э. После того как галлы бежали, болезнь стала распространяться среди гетов и иллирийцев. В изложении Капитолина ясно читаются намеки на то, что Кассий и его люди оскорбили Аполлона, то есть именно того бога, который имел обыкновение насылать болезни на захватчиков.

Согласно надписям, обнаруженным археологами, оракул в храме Аполлона в Кларе на побережье Малой Азии во время этой эпидемии выдал много суровых прорицаний, приписывая чуму гневу бога и советуя поставить во всех городах статуи Аполлона Длинноволосого, натягивающего лук, чтобы отразить духов болезни, освобожденных римскими мародерами. Связь между храмами и чумой вновь возникла в 540 году, когда византийский император Юстиниан приказал разрушить храм Исиды в египетских Филах. На следующий год бубонная чума (известная как юстинианова) распространилась из Египта по всей Римской империи: проникла в Константинополь, Персию, Италию, Испанию, Галлию и Британию[233].

Но каким образом храмовая шкатулка вообще могла сделаться вместилищем вредоносных бактерий? Рассказы о том, что в храмах хранилось биологическое оружие, вызывают множество вопросов. Зачем вообще держать в храме потенциально опасные материалы?

В греко-римском мире храмы часто совмещались с музеями почитаемых реликвий, где выставляли разные виды оружия, имевшего историческую или мифологическую значимость. Например, первое в истории биологическое оружие – отравленные ядом гидры стрелы Геракла – хранилось, как утверждалось, в одном из храмов Италии: лучник Филоктет посвятил их Аполлону – богу, чьи стрелы вызывали эпидемии (см. главу 1).

Однако предметы, обладающие смертоносным биологическим потенциалом, наверняка не просто так сохранялись для потомства. Уцелевшие данные позволяют предположить, что жрецы храмов Аполлона хорошо разбирались в ядах и изучали их действие. Например, знаменитый токсиколог II в. до н. э. Никандр служил жрецом храма Аполлона в Кларе – того самого храма, оракул которого прорицал о чуме 165 г. н. э. Никандр составил энциклопедию ядовитых змей, растений и насекомых. Аполлон также покровительствовал врачам: как уже говорилось, врач Небр воспользовался своими познаниями в ядах, чтобы помочь разрушить Кирру – город, оскорбивший Аполлона (см. главу 3). Зная все это, можно сделать предположение, что в некоторых античных храмах, как в своеобразных лабораториях, проводились эксперименты с ядами и противоядиями, болезнями и даже примитивными вакцинами.

Отдельные греческие храмы действительно служили убежищем подлинных носителей болезни. Аполлон был покровителем грызунов (в античности их не делили на мышей, крыс и полевок). Полчища грызунов – предзнаменование эпидемий, ведь все грызуны могут быть переносчиками бубонной чумы, тифа и прочих заболеваний. При одном только храме Аполлона – в Гамаксите близ древней Трои – содержалось множество священных белых мышей или крыс. Они жили у алтаря и кормились за счет жертвователей[234].

Еще один интригующий пример, показывающий связь храмов с переносчиками болезней, относится к Афине, греческой богине войны. Ее храм в Рокке на острове Крит славился бешеными псами, а к Афине Роккской обращались для излечения бешенства у человека. Элиан описывал сложный эксперимент, проведенный каким-то напоминающим шамана стариком в окрестностях Рокки, в ходе которого тот использовал морские биотоксины, полученные из желудочного сока морских коньков, для борьбы с бешенством у подростков, укушенных бешеными собаками. Сейчас известно, что в организме морских коньков содержится катепсин В – противовоспалительный энзим. Тем не менее, как признавал сам Элиан в другом месте, укус бешеной собаки всегда смертелен. Интересно, что, рассказывая о различных ядах и отравленных стрелах, Элиан упомянул и бешеных собак. Слюна бешеного пса могла даже пропитать укушенный кусок ткани, что вызывало вторичное, не менее смертельное бешенство у любого, кто этот кусок ткани трогал. Это зловещее замечание Элиана намекает на то, что «яд» бешеного пса мог потенциально использоваться в качестве оружия, хотя нет никаких доказательств, что он действительно применялся для отравления стрел в Древней Греции или Риме[235].

Однако в «Артхашастре», написанной в IV в. до н. э., приводятся два рецепта биологического оружия, которые, вероятно, свидетельствуют о том, что подобные попытки предпринимались в Индии. В одном рецепте говорится, как получить отравленную стрелу, смешав несколько ядов «и кровь мускусной крысы». Как писал Каутилья, любой, кто будет сражен этой стрелой, начнет кусаться и должен будет укусить десять своих товарищей, которые, в свою очередь, укусят других. Другое зелье, составленное из красных квасцов, ядовитых растений, козьей и человеческой крови, вызывает «кусачее безумие». Эти повторяющиеся указания на укусы