– Но зачем?! – завопил Петр. – Вы не очень-то похожи на женщину, обуянную корыстью!

– А завещание великого магистра?! – гордо вскинув голову, напомнила Изабелла. – Последняя воля умирающего священна. К тому же таким был и завет моего брата. А потому я не допущу, чтобы хоть один денарий из сокровищ тамплиеров достался римскому папе. Если я даже окажусь в безвыходном положении, то и тогда предпочту умереть, но не позволю виновникам гибели моего брата получить по нему хоть одно денье, – она сурово поджала губы и выпалила: – Honorem! Memoriae! Vindicatio!

– Честь, память, месть, – торопливо перевел Улан.

– Именно, – подтвердила Изабелла.

– Последнее словцо даже мне знакомо. Вон, оказывается, откуда корни вендетты тянутся, – пробурчал Сангре и хмуро осведомился. – Так вы, сударыня, арагонка или корсиканка?

Она покачала головой.

– Я просто все помню.

– Только прошу изредка вспоминать и за другое: тогда вас после долгих мучений всего-навсего убьют, так что выбора у вас нет.

Увы, но судя по лицу Изабеллы, этот аргумент ее не устрашил. Надменно вскинутый подбородок, горделиво поджатые губы, презрительно прищуренные глаза – все это красноречиво свидетельствовало о том, что донья намерена сдержать свою торжественную клятву и готова заплатить за это любую цену. Вплоть до собственной жизни. Об этом же гласил ее ответ Петру.

– Греческий философ Эпиктет как-то сказал, что нет насилия, которое могло бы лишить нас свободы выбора.

– Фу ты ну ты, – проворчал Сангре. – Це ж прямо таки Жанна Д´Арк, – и иронично процитировал:

Ну что ж! Осудите меня на костер,

Хвалитеся мощью своею!

Но знайте, что мой не померкнется взор,

Что я не склоню свою шею!…[27]

Увы, декламация сыграла обратную роль. То ли у доньи было плохо с чувством юмора, то ли ей так сильно понравился текст, но она… вспыхнула от удовольствия:

– Я рада, что кабальеро меня наконец-то понял, – и поинтересовалась: – А что это были за вирши?

– Так… один парень… – отмахнулся Сангре.

– А он написал еще что-нибудь… такое же? – прошептала Изабелла.

– А как же, – усмехнулся Петр и в ответ на ее немую просьбу процитировал:

И смерть моя новых бойцов привлечет,

Сообщников дерзких, могучих;

Настанет и вашим несчастьям черед!

Над вами сбираются тучи![28]

– Пресвятая мадонна, как же прекрасно, – выдохнула она восторженно.

Повернувшись к Буланову Сангре уныло поинтересовался:

– Боже ж мой, Уланчик, и где ты взял эти четыре пуда понтов в соусе из дикой гордыни?! Скажи мне скорее за те места, чтобы я туда ни ногой, – но тот в ответ сокрушенно развел руками.

Петр понимающе кивнул, прошелся по комнате и понял – сообщение испанки напрочь отшибло его соображаловку и он не в состоянии ничего придумать. И это при том, что времени у них остается с гулькин нос.

«Сейчас бы кубок медовухи и на боковую», – подумалось ему, но Улан так жалобно на него смотрел, что Сангре, тоскливо покосившись на почти полный кувшин, стоящий на столе, принял иное решение.

– Есть у меня кое-какие мыслишки, но сырые, – буркнул он, накидывая на себя полушубок. – Пойду, прогуляюсь по замку, а заодно к тверичам загляну. Нам с Уланом ладно, а вот вам, сударыня, желательно выехать отсюда как можно раньше, в идеале вместе с их посольством. Вот и потолкую с ним за жисть.

Изабелла кивнула и мечтательно произнесла:

– И смерть моя новых бойцов привлечет…

– Привлечет, – подтвердил Петр и, не выдержав, сорвался и, тыча в нее пальцем, заорал: – Но ты, глупая девчонка, об этом никогда не узнаешь. И когда ты будешь лежать в сырой камере с переломанными руками и ногами, в собственной блевотине и грязи, и слушать шуршание крыс вокруг, тебе будет не до мыслей о новых бойцах! – взяв себя в руки, он понизил голос и подвел итог. – Теперь у тебя одна надежда на спасение: Кирилла Силыч. Хоть это ты поняла?

Изабелла вспыхнула, хотела было что-то сказать, но Сангре махнул рукой, давая понять, что не намерен выслушивать ее бредни, сыт по горло, и вышел, с силой шарахнув дверью. Уже будучи в коридоре он краем уха услышал, как Улан горячо убеждает испанку:

– Вы еще не знаете, каков мой побратим на самом деле. Это все напускное, в том числе и грубоватая речь, а на самом деле он…

Дальше он слушать не стал. Соблазн выяснить, какой он на самом деле, имелся, но Сангре стоически его преодолел. Неспешно спустившись по скрипучей лестнице, он вышел наружу и направился к отдельному двухэтажному домику, расположенному на южной стороне Трок. Вообще-то в нем, как правило, проживал городненский князь Давыд, но наезжал он в Троки редко и в основном домик пустовал. Теперь в нем разместили послов из Твери, оказывая сватам особый почет.

По пути он мучительно прикидывал, как бы подвести эдакий легкий и ни к чему не обязывающий разговор к тому, что над лекаркой, кою Кирилла Силыч задумал пригласить в Тверь, нависли черные грозовые тучи. И не просто предупредить, но заставить его срочно, буквально завтра утром, выйти на Гедимина, иначе может оказаться поздно.

Но почти дойдя до домика, Сангре спохватился, что боярин как-то похвастался, будто он завсегда с петухами: с ними ложится и с ними встает. Конечно, не имея под рукой часов сказать насчет петухов трудненько, но стемнело уже давно, так что время для визита получалось неподходящее. Оставалось прогуляться без определенной цели, благо, полушубок хорошо грел, а легкий морозец приятно бодрил.

Немного пожалев, что по случаю позднего часа ворота закрыты, в посад не выбраться, Петр решил пройтись дальше вдоль крепостных стен – получится точно такая же пробежка, как по комнате, авось что-нибудь да придумается. Уже почти миновав домик с тверичами он рассеянно поднял голову и опешил: странно, но из трех небольших окон на втором этаже лился тусклый свет.

Сангре с минуту постоял в растерянности, размышляя: к чему бы оно? Обсуждают что-то важное? Так ведь нечего обсуждать. Гедимин, конечно, не посвящал его в детали переговоров, но с, другой стороны, ни перед кем особо не таился, и Петр успел краем уха уловить, что нерешенных вопросов практически не осталось. Успели обговорить даже примерное время свадьбы (в это лето, чего тянуть). Не зря же боярин еще позавчера обмолвился, что вскорости пора им в обратный путь. Получается, они собираются отъезжать? Но для сборов время тоже неподходящее.

И тут ему припомнилось сообщение ушлого Яцко о гонце, прискакавшем сегодня из Твери в Троки к Кирилле Силычу. Поначалу Петр не придал значения этой новости – мало ли какие дополнительные инструкции прислал Михаил Ярославич, а у него хватает забот посерьезнее. Зато сейчас она всплыла в его памяти. А сопоставив прибытие гонца с поздними посиделками, можно было сделать определенные выводы, пускай и общего характера: проблема возникла у Кириллы Силыча, и притом не из рядовых, коли он так решительно похерил свой обычный график.