– И енто всего половина, стало быть еще столько же опосля отдадите, – протянул он. – Да у нас князь Орде в год по две тыщи за все княжество платит, а тут какой-то лекарке.

– Так что, поможешь? – спросил Сангре.

Кирилла Силыч мотнул головой, отказываясь, но Петр не собирался сдаваться и, недолго думая, предложил сделку. Тверичи забирают лекарку, предолжив ей за месяц работы полтысячи гривен. Она, согласившись, возвращает своим предыдущим нанимателям тысячу, и тогда Сангре обязуется не только компенсировать боярину истраченные пятьсот, но и дополнительно выплатить еще двести пятьдесят, кои пойдут в карман самому боярину.

Кирилла Силыч про откаты не слыхал, а потому нахмурился, напряженно размышляя. Просто так заработать две с половиной сотни – соблазн изрядный, но он боялся надувательства и сейчас прикидывал, в чем оно может состоять. Сангре не торопил, лихорадочно подсчитывая, смогут ли они наскрести семьсот пятьдесят гривен. Получалось, даже если задействовать все флорины Изабеллы, все равно не хватит.

– А ты точно отдашь? – вернул Петра в действительность подозрительный голос боярина. – Не выйдет так, что мы ей свое серебрецо отдадим, а ты опосля руками разведешь?

И тут Сангре осенило.

– Понимаю, – сказал он. – Как можно случайно встреченному человеку поверить на такую огромную сумму? Я и сам бы ни за что. Тогда давай поступим иначе. Ты, главное, уговори ее, да еще Гедимина предупреди на всякий случай – он же ей свое покровительство обещал, значит, его согласие тоже требуется. А уж когда все добро дадут, меня извести, и я тут же с нею сам рассчитаюсь и якобы от твоего имени отдам эти пятьсот. Ну и тебе само собой, отсчитаю оговоренное. Как, пойдет такое?

– А вот это славно! – прогудел боярин. – На таковское я согласный. Заодно, глядишь, зуб мне полечит, а то чтой-то поднывать стал.

– А то ж! – заулыбался Сангре. – Она тебе за этот месяц вообще все зубы выдернет, вылечит и обратно вставит, чтоб как новенькие были. Да ты сам видел, какие она чудеса творит. Придешь домой вечером, а там тебя молодуха ждет, в смысле твоя жена, но лет на двадцать помолодевшая.

Кирилла Силыч засмущался, а Петр, довольный донельзя, тщетно полазив ковшиком по днищу бочонка, плюнул на бесполезное занятие и разлил остатки меда через край.

– Давай обмоем наш уговор, – предложил он, и, осушив свой кубок, посетовал: – Жаль, заупокой выпить нечего. Все ж таки божья душа. Оно конечно, любой упокой некстати, но тот, что в Твери приключился, втройне не ко времени.

– Ну а про упокой ты как проведал?! – чуть не взвыл боярин.

– Алиментарно, как говорили древние египтяне, – вздохнул Сангре. – Раз лекарь стал не нужен, выводов о состоянии бывшего больного напрашивается всего два, но для одного из них у тебя было слишком плохое настроение.

– Угораздила же нелегкая помереть, – скривился тот и опустошил до дна свой кубок.

– Да-а, – задумчиво протянул Петр. – А что, так и до сих пор неясно: болезнь то была или… – он чуть помедлил и последнее слово прозвучало увесисто, как удар кистеня, – яд?

Кирилла Силыч вздрогнул от неожиданности и оторопело уставился на Сангре.

– Ну а про яд ты откуда?! – простонал он.

Петр хотел было напустить туману, но подумал, что ни к чему. Если выставить себя эдаким гением-провидцем, от него и дальше будут ждать того же, а разочаровывать людей чревато – не те ныне времена. Можно и по шее получить, причем не только кулаком, но кое-чем поострее. Потому он ответил честно:

– А это совсем просто – ты ж сам про яды у лекарки спрашивал, а у нас, дознатчиков, каждое лыко в строку, ничего не теряется. Или ты думаешь, ко многим короли за помощью обращаются.

– А-а, – мгновенно успокоился Кирилла Силыч и вдруг посмотрел на Петра совершенно иным взглядом, эдаким оценивающим. – – Слухай, а ты сам-то надолго тут? А то айда вместях с побратимом своим с нами. Уж больно ты мудер, опять же дознатчик, а князю как раз надобно след прогнать. Он, конечно, у нас не король, но…

– Я согласен, – выпалил Петр, еле-еле сдерживаясь, чтоб не завопить от радости, что все так хорошо складывается. Улыбку, правда, все равно скрыть не удалось, но боярин слава богу воспринял ее как должное и сам улыбнулся в ответ, протянув руку:

– Так что, по рукам?

– Ага, – кивнул Сангре.

В следующий миг широкая боярская лапища крепко обхватила узкую ладонь Петра – не вырвать, сколько ни старайся. Да он и не не пытался. Впрочем, лапища лапищей, а само рукопожатие было не очень жестким – как раз в меру. Очевидно, зная свою медвежью силищу, Кирилла Силыч уже привык контролировать ее.

– Хороший ты человек, парень, – похвалил его боярин. – Хороший и… легкий. Люблю таковских, – и он, склонившись к самому уху Петра, заговорщически шепнул: – А охотиться я тебя научу. И не боись: о том, что в тот раз стряслось, я – вот те крест – ни единой душе.

…Расставались они долго, успев и облобызаться раз пять, и примерно столько же напомнить друг другу порядок завтрашних действий. Но гонца от боярина Петр не дождался ни поутру, ни к обеду. Зато после полудня к ним с Уланом заглянул иной гость.…

Глава 17. Цена княжеского слова

Сангре просчитал поведение литовского князя абсолютно точно. Гедимин действительно решил потолковать с обоими самолично. Ошибся он в одном – кунигас не стал звать их к себе, но сам заглянул к ним в комнату. Следом за князем вошло трое слуг. Первый нес в каждой руке по солидного размера ларцу, в руках у второго были две вазы с фруктами, третий тащил на плече тяжелый бочонок.

Поставив оба ларца на стол, слуга оставил один нетронутым, а из другого извлек три кубка. Расставив их, он склонился в поклоне перед князем, чуточку выждал, вдруг прикажут что-то еще, и удалился. Вместе с ним ушел и второй, предварительно водрузив рядом с ларцами вазы.

Третий из слуг, пыхтя от натуги, поставил бочонок подле стола, открыл крышку и комната мгновенно наполнилась ароматом хмельного меда. Сняв с пояса небольшой серебряный ковшик, отлитый в виде уточки, он принялся разливать содержимое бочонка по кубкам. Налив чуть ли не до краев каждый, он сделал шаг назад и выжидающе уставился на Гедимина. Тот что-то буркнул ему на литовском и слуга, аккуратно повесив ковшик на край бочонка, тоже вышел.

– Я ему велел у дверей постоять, чтоб нашей беседе никто помех не учинил, – хмуро пояснил князь. – Но сначала… – и он многозначительно кивнул на кубки.

Мед оказался и душистым, и крепким.

– М-м-м, хорош! – зажмурив глаза от удовольствия, оценил Петр и с наслаждением облизал губы. – Если дозволишь, княже, я еще налью. Пусть как в присказке: между первой и второй перерывчик небольшой, чтоб стрела просвистеть не успела.

Гедимин кивнул, дозволяя, и, не утерпев, похвалился:

– Остались бы у меня служить, хоть каждый день такой пить смогли бы, – и сожалеюще попрекнул: – Эх вы-ы…