– То-то и оно, – поучительно заметил Петр. – А слово не воробей – столько нагадит, когда вылетит, что мало не покажется. Мне-то сболтнул – ерунда, яйца ломаного не стоит.

– Ломаного яйца?

– Или гроша выеденного. И поверь, дальше этих стен, – похлопал Петр по крепкому дубовому бревну, – ничего не улетит. О другом подумай. Ты ведь можешь и Гедимину лишку сболтнуть, после чего он обязательно насторожится. А хуже нет, когда твой союзник с самого начала хитрить да ловчить пытается. Значит, ненадежный он. Такой и предать может, если что.

– Да ты чего?! – взревел Кирилла Силыч, вскочив с лавки и грозной горой надвигаясь на Петра. – Ты как смеешь таковское о моем князе помышлять?!

– Я-то не помышляю, – невозмутимо поправил его Сангре, прикидывая, что дергаться рано. Здесь всегда бьют с замахом (спасибо Ивану Акинфичу с его ратниками, продемонстрировал) и время у него в любом случае имеется. Главное, сдержаться самому, в запале не ударить в ответ, иначе капут задушевному разговору. – Я не помышляю, – повторил он, – а Гедимин может так подумать. Ты сам-то себя на его место поставь да прикинь, и поймешь мою правоту.

Боярин не ударил. Но и не ответил, стоял молча. Очевидно, прикидывал. Судя по тому, что спустя минуту он, горестно вздохнув, вновь уселся обратно, на месте Гедимина он себя поставил.

– Я осторожно речь держать стану, – проворчал он.

– Не поможет, – отверг Петр. – Когда всякий миг опасаешься сболтнуть лишнее, поневоле начнешь медлить с ответами, тщательно подбирать слова. И сразу понятно: утаивает человек что-то, не хочет всего говорить. Дальше продолжать?

– Это что же выходит, – растерянно протянул Кирилла Силыч. – Туды шагнешь – буча, а в иную сторону – и вовсе костей не соберешь. И как быть?

– Меня слушать. Я тебе самый верный путь укажу. Коли им пойдешь – не ошибешься. Поверь, я знаю, что говорю. Литовский князь честен, о своей рыцарской чести печется, а ее заповеди о чем говорят?

– О чем?

– Не забижай сироту, защити стариков с вдовицами, – он невольно хмыкнул, вспомнив Изабеллу, – не предавай ближнего своего. Первые две откинем, они нам не нужны, а вот третья… Ну, понял суть?

– Нет, – честно сказал боярин.

– Ближний в данном случае – это Михаил Ярославич, как будущий родич, – пояснил Сангре. – Если ты как на духу выложишь литовскому князю о приключившемся в Твери, не утаив и про последствия, тот и впрямь станет колебаться. Но в самом конце ты скажи, что если Гедимин теперь откажется от всего, включая и уговор и брачный союз, твой князь зла на него держать не станет, но будет его по-прежнему уважать и почитать как мудрого правителя, храброго воителя и честного человека. Получится, ты своей откровенностью припрешь его к стенке. Тогда-то и вступит в ход третья рыцарская заповедь. Может ему и захочется отказаться, да она не позволит. Как так?! С ним, как с рыцарем, благородно поступают, а он? Только обязательно соедини в своей речи уговор вместе со свадьбой.

– Зачем?

– Сам же сказал, что тот, скорее всего, от свадьбы отказываться не станет, а тут ты ему как бы намекнешь, что уговор намертво с нею слеплен. Получается, если рвать, то все. Это ему тоже не понравится. Теперь дошло?

Кирилла Силыч сурово нахмурился.

– Ох не ведаю, как лучше. Мне ить схожее словцо еще до тебя Макарка молвил, сынок боярина Силантия Данилыча, да…

– Молодец, правильно молвил, – кивнул Петр.

– Можа и правильно, а супротивников у его слова куда больше сыскалось. Почитай, все разом на дыбки поднялись.

– И что говорят?

– Да кажный свое талдычит, а выбирать мне, – буркнул боярин и тяжело вздохнул.

Сангре сочувственно посмотрел на него и, решив, что после услышанного от него Кирилле Силычу больше слушать ничего не надо, сделал вид, что спохватился про медок.

– С морозца самое то. Посулил, так давай. Или слуг звать не хочется, а самому разливать стремно?

Как ни удивительно, но последнее слово боярин понял, разве в ответе не использовал, переиначил:

– Да нет, не зазорно. Токмо…

– Так нальешь или нет? – перебил Петр.

Кирилла Силыч недовольно крякнул и поплелся к дальнему углу комнаты, где стоял бочонок. Боярин без видимой натуги приподнял его, встряхнул и, недолго думая, взгромоздил на стол, пояснив:

– Всего ничего. Ежели как следует обоим приложиться, на пару разов, не боле. Или на три.

– А чего гадать-то. Давай приложимся и поглядим, насколько хватит, – предложил Петр.

Они приложились, добросовестно опорожнив по увесистому, не менее трехсот грамм, кубку, и Сангре, хлопнув Кириллу Силыча по плечу, заявил:

– Старина, поверь, я тебя безмерно уважаю.

– Дык я чего, – засмущался тот. – И я того же. Токмо ты напрасно считаешь, будто я…

– С этим потом, – безапелляционно оборвал его Петр. – Раз ты того же, получается, что мы с тобой оба – уважаемые люди. За это грех не выпить.

А в следующую минуту последовал новый тост. На сей раз во здравие двух князей: Михайлы Ярославича и Гедимина. Ну и за их нерушимый союз, каковой непременно состоится, если боярин воспользуется советом Сангре…

И они вновь выпили, после чего Петр как бы между прочим полюбопытствовал насчет сроков их пребывания тут. Оказалось, отъезд был намечен уже на послезавтра и откладывать было нежелательно, ледоход на носу. Весна, по всем приметам, ожидалась бурная, так что могут застрять, если промедлят. И, после недолгого разговора о погоде Сангре как бы невзначай небрежным тоном поинтересовался про Изабеллу. Мол, они с побратимом имели в отношении сей испанской лекарки определенные планы и даже заручились месяц назад ее согласием, но буквально вчера она сама подошла к ним и откровенно заявила, что по всей видимости скоро уедет в Тверь.

– Так что, договариваться нам с другой или как? – осведомился он.

Кирилла Силыч оживился.

– Вот с нею я вас с побратимом уважу, – почему-то с легкой грустью в голосе сказал он. – Не ищи никого, не надо.

– Да нам как-то все равно, – передернул плечами Сангре. – Скорее наоборот. Она, конечно, лекарка от бога, никто не спорит, полумертвых к жизни возвращает, но уж больно дорого берет за свою работу. Да и искать не требуется – другая вчера сама под руку подвернулась, и куда дешевле, поэтому нам даже выгодно, что она с вами поедет. Тогда по уговору можно у нее задаток наш забрать. Мы ей уже половину отдали.

– Сказываю, не поедет она с нами! – рявкнул боярин слегка заплетающимся языком. – Полумертвых к жизни возвертает – то славно, но из домовины достать она не может, потому ни к чему нам ныне, – и чуть умерив голос, поинтересовался: – А велик ли задаток?

– Тысяча гривен, – мрачно ляпнул Петр и Кирилла Силыч, не сдержавшись, охнул.