Петр растерянно крякнул и указал ей на узкий проход на женскую половину, давая понять, что их пути расходятся. Видя, что донья продолжает стоять, дожидаясь объяснений, Сангре многозначительно зевнул, намекая, что время позднее и ему очень хочется спать. Однако Изабеллу и это не смутило. Попытался исправить положение Улан, но получилось еще хуже.

– Сдается, прелестная донья, что вы…

– Ну вот, – бесцеремонно перебила Изабелла. – Снова вы[23]. Мне поначалу так и хотелось оглянуться – вдруг позади меня стоит кто-то еще. А ведь подобное обращение тоже нигде не принято, включая и Русь. И где вы оба научились этому?

– Далеко, – неопределенно махнул рукой Сангре. – Когда придет нужное время, я непременно удовлетворю ваше… твое необузданное любопытство и расскажу о стране, где мы столкнулись с этим. Называется же она… Австралия. Там вообще много диковинного, включая как обычаи, так и разных животных с птицами – есть о чем поведать.

– А пока, прелестная донья, остается вложить стрелу своего нетерпения в колчан выдержки, как любят выражаться далеко на востоке, – встрял Улан. – Но в качестве утешения скажу, что на «вы» в Австралии принято обращаться не ко всем женщинам, но лишь к тем, кто заслуживает всяческого уважения и восхищения.

– А теперь ответный вопрос, – перенял эстафету Петр. – О чем вы… ты говорила с тверским боярином.

– Он спрашивал, где я училась лечить людей, – небрежно ответила она.

– Вопросов было три, – не отставал Петр.

– Еще он… спросил… ведомы ли мне лекарства от ядов, – нехотя произнесла она. – Я ответила, что в числе трудов моего учителя Арнольда из Виллановы, оставленных мне, был трактат «О ядах», в коем он привел подробнейший перечень всех известных ему ядов и противоядий. Свиток у меня с собой, но я ни разу в него не заглядывала, ибо выучила сей трактат наизусть. Кстати, кабальеро может не верить в способности женского ума, но я могу зачесть, не заглядывая в рукописи, и тексты всех прочих трудов Арнольдо.

– А третий вопрос?

– Боярин спрашивал, могу ли я поехать с ними в Тверь. Я сказала, что могу, – и, горделиво вскинув голову – еще бы, сама выкрутилась и безо всякой помощи – она, пожелав друзьям спокойной ночи, направилась на свою половину.

– Все страньше и страньше, – пожаловался Сангре, когда они уже распрощались с испанкой и зашли в свою комнату. – Ну какие к черту яды, причем тут яды? Стоп, яды! – он нахмурился и умолк, явно прикидывая что-то.

– И у меня тоже вертится что-то на уме, а наружу выходить не хочет, – досадливо поморщился Улан.

– Эврика, – весело хлопнул себя по лбу Петр. – У тебя вертится, а у меня уже раскрутилось вовсю.

– Что раскрутилось?

– Версия про нас, как про супердознатчиков. Сейчас уже поздно, а вот завтра на свежую голову я тебе о ней расскажу.

Глава 14. Следствие по делу трёх королей

– Так что у тебя за версия насчет супердознатчиков? – поинтересовался Улан поутру.

– А-а, – оживился Сангре, заканчивая омовение. – Идея роскошная – спасибо Изабелле. Стоило ей упомянуть про яды, как мне припомнился сериал Мориса Дрюона о проклятых королях. Ты, кстати, его читал?

– Конечно.

– Помнишь хорошо?

– В общих чертах.

– Нам и общих за глаза, – беспечно отмахнулся Сангре. – У меня с датами напряженка возникла. Ну-ка, освети, кто из сыновей Филиппа Красивого нынче сидит на французском троне?

– Кажется, Филипп V Длинный, – неуверенно протянул Улан, морща лоб и старательно припоминая. – Да, точно он.

– Отлично, – кивнул Петр. – А его старший брат Людовик когда скончался?

– Примерно в 1316 году. И следом за ним его младенец-сын. Последнее произошло… глубокой осенью, в ноябре.

– Чудесно, – просиял Сангре. – Тогда все сходится. Значит так, были мы уже в их поганых Европах и благодаря своим сыщицким познаниям произвели там жуткий фурор. Но в конце, увы, пришлось оттуда драпать без оглядки, бо раскопали слишком много.

– Что-то мне это напоминает, – улыбнулся Улан.

– Ну да, сюжет чуточку схож на то, что с нами действительно приключилось в прошлой жизни. Да оно и не удивительно, – хмыкнул Петр, – ибо сказал Екклесиаст: «Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…». Только здесь круче, ибо на уши поднялись не губернатор с мэром, а цельный король.

– Не перебор? – усомнился Улан.

– Самый раз, – кивнул Петр, – Слушай сюда…

На сей раз суть его идеи заключалась в том, что король Филипп пригласил их расследовать скоропостижные смерти своего брата короля Людовика и его сына. Мол, в народе стали шептаться, что обоих отравили, а злые языки втихомолку намекали на тещу Филиппа графиню Маго Артуа. Желая очистить ее от подозрений, король и нанял Петра с Уланом, прослышав о них, как о двух самых лучших дознатчиках в Европе. Правда, нанял, надеясь, что они не смогут докопаться до истины, а они сумели. Выслушав их и узнав о причастности тещи к отравлениям, притом с приведением весомых доказательств, Филипп распорядился щедро заплатить им, но заставил поклясться, что они никому о том не расскажут. Однако чуть погодя оказалось, что он велел втихомолку умертвить обоих следователей и лишь чудом им удалось спастись от посланных по их следам убийц. Потому и пришлось бежать на Русь.

Правда в конце он предупредил друга, что выкладывать эту версию Гедимину придется ему. Мол, там надо сыпать именами, фамилиями, титулами, ну и названиями всяких зданий, улиц, кварталов, а Сангре кроме их соломенной реки[24] ничего не помнит.

– Теперь осталось улучить момент, чтоб остаться с ним наедине, и считай, дело в шляпе, – радостно потер он в ладоши.

К сожалению о свидании с правителем Литвы оставалось пока лишь мечтать, поскольку он выехал куда-то с самого утра и вернулся лишь ближе к вечеру, въехав в ворота Трок чуть ли не одновременно с прибывшим от южных соседей посольством. Что же касаемо последнего, то Улана с Петром ожидала весьма плохая новость – среди прочих там действительно находился не кто иной как тощий монах-доминиканец фра Пруденте, в свою очередь тоже их углядевший.

Правда, во время официального приема Гедимином, состоявшегося на следующий день, он, скромно стоя среди остальных, ни разу не посмотрел на побратимов. Но чтобы сделать определенные выводы, им хватило текста верительной грамоты, во всеуслышание оглашенной послами. В ней, помимо общих слов о желании жить в дружбе и братском приятельстве, прозвучала фраза о том, что вначале надлежит уладить кое-какие разногласия, вызванных пришлыми людьми, намеревающимися рассорить соседей. Одно это говорило о многом.

Увы, в чем конкретно заключаются разногласия, друзья не услышали, поскольку главные послы – бояре Дмитрий Дедько и Грицко Мовчан, представлявшие соответственно галицкого князя Льва II Юрьевича и его брата Андрея, правившего на Волыни, попросили разговора наедине. Гедимин кивнул и, повинуясь властной отмашке его руки, присутствующие в зале потянулись к выходу. В числе «лишних» оказалась почти вся посольская свита. Почти, ибо один остался. И был это не кто иной как старый знакомый побратимов фра Пруденте.