И надо ж было такому случиться, что когда они находились буквально в нескольких шагах от пещеры, приключился оползень. Сам Каули был рядом со входом, но один из камней все-таки ударил его по голове, и он упал, потеряв сознание. Остальные же… Когда Чарльз пришел в себя, подле него никого не было. Оползень завалил всех детей, а большую часть и вовсе снес в бездонную трясину Чертовой дыры.

Весь день Каули неистово трудился, разгребая завал и рассчитывая откопать хоть кого-то, оставшегося в живых. Ему удалось добраться до трёх детских тел, но все они оказались мертвы. Он не терял надежды и, не взирая на наступившие сумерки, запалив факел, продолжать отчаянно рыть, пока не добрался до четвертого тела. Им оказалась та самая девочка, шедшая впереди. На мертвом лице застыла радостная улыбка, а широко открытые глаза по-прежнему были устремлены на Чарльза. Тот дико вскрикнул, роняя мгновенно погасший факел и с наступившей темнотой во мрак безумия погрузился и его рассудок.

Как Каули выбрался из тех мест и что делал потом – загадка. В бессознательном состоянии он пробыл очень долго, почти шесть лет, а когда очнулся, то с удивлением узнал, что на дворе уже 1292 год, а он находится возле французского города Арлез и до города Гамельна ему идти не меньше трехсот миль. Оглядев себя, Чарльз обнаружил, что его некогда щегольская одежда превратилась в драные лохмотья, а зашитые в пояс деньги исчезли вместе с самим поясом. На другой день, остановившись подле какого-то озерка, Каули заглянул в водное отражение и в страхе отшатнулся, не узнав собственного лица. Роскошные густые волосы успели изрядно поредеть, из светло-русых превратившись в седые, лицо прорезали две глубокие морщины, похожие на рубцы от ран, да и на теле шрамов было предостаточно.

Как ни удивительно, проклятая дудка сохранилась. Почему ее никто не позаимствовал у него за шесть лет странствий – бог весть, но она оказалась цела и невредима. Правда, сам Каули ею больше не пользовался. Поначалу он вообще хотел ее уничтожить, но затем краем уха услыхал, что именно из Арлеза начинается знаменитая паломническая дорога к крипте апостола Иакова, находящейся в соборе, расположенном в испанском городе Сантьяго-де-Компостела. И он решил, что это сам господь таким образом дал ему знак, что дудку следует возложить к надгробию святого.

Подобно прочим пилигримам, вступившим на дорогу святого Иакова, он нашил на свои лохмотья несколько ракушек и отправился в сторону Кастилии. Ну а чтобы как можно сильнее изнурить себя в пути, он дал зарок вкушать исключительно постную пищу, и то через день. С зароком он явно погорячился, но нарушать его не стал и покуда были силы, упрямо шел вперед, пока на одном из горных перевалов не свалился окончательно.

Однако Чарльзу вновь повезло, причем дважды. Первый раз, когда человека, лишившегося чувств, но не смирившегося и продолжавшего упрямо ползти к своей цели – Сантьяго-де-Компостела – приметил и подобрал отец Изабеллы, благородный дон Педро де Ленда. Второй – когда он, открыв глаза, увидел у своего изголовья ту самую смугловатую девочку, некогда шедшую за ним, весело приплясывая под незатейливую мелодию его дудки. Невероятно, но она была жива. Получалось, бог простил его. И Каули дал торжественный обет служить малышке до конца своей жизни.

Чуть погодя выяснилось, что чудес не бывает и Изабелла, как звали девочку, на самом деле не имеет никакого отношения к городу Гамельну, а является дочерью того самого де Ленды. Узнал он и то, что ее отец отправился в паломничество вымолить для нее у всевышнего побольше здоровья. Однако обет перед иконой девы Марии был дан и отступаться от своего намерения он не стал. Дудку же он сохранил по требованию некоего святого (скорее всего самого апостола Иакова), явившегося ему во сне и потребовавшего всегда держать ее при себе, дабы не забывать о совершенном страшном грехе.

Не пропали и спрятанные юным пастушком рукописи Бэкона. Когда он спустя много лет откровенно, ничего не утаивая, рассказал о своей жизни донье Изабелле, та, узнав, как звали монаха-францисканца, загорелась их прочесть. А так как желание госпожи священно, пришлось Чарльзу отправиться за ними в Англию. Правда, поначалу он слезно и коленопреклоненно умолял ее отказаться от своего желания, уверяя, что коли монах и вправду чернокнижник, в них ничего хорошего написано быть не может, но без толку.

– Это же великий Бэкон. Я о нем слышала от моего учителя, – повторяла она в ответ на все его просьбы.

Впрочем, в Англии его опасения слегка поутихли, поскольку он узнал, что посаженного в тюрьму монаха не сожгли на костре, а выпустили на свободу. Мало того, он вновь поселился в том самом домике, где в свое время соорудил волшебную дудку. Правда, радовался Бэкон свободе недолго и спустя всего год скончался. По странному стечению обстоятельств смерть его пришлась именно на тот день, когда помутившееся сознание Каули вновь просветлело.

Тайник оказался нетронутым и вскоре бывший крысолов вместе с рукописями вернулся обратно в Арагон.

…Наконец Чарльз закончил свой рассказ. В глазах у него стояли слезы.

– Признанная вина наполовину искуплена, – мягко напомнила Изабелла, ласково накрывая ладонью его исхудавшую руку. – Вспомни, ты сам мне не раз так говорил, когда я, нашалив, раскаивалась.

– Наполовину, – прошептал Чарльз. – Вторая же… – он повернул голову к Улану с Петром. – Глупо говорить об этом перед самой смертью, но клянусь, отважные рыцари, что я давно готов, и с огромной благодарностью, принять любую кару.

Друзья переглянулись.

– Удивительно, как ты вообще до сих пор жив с таким камнем на душе, – мрачно добавил Петр и сочувственно покачал головой.

– Я и сам удивлен, – тяжко вздохнул Чарльз. – Наверное, я давно бы умер, если б не благородная донья. И когда они пришли нас убивать, я думал об одном: как бы спасти ее. И вновь не смог… Как и тогда, близ горы Копен… Благослови вас обоих господь, благородные кабальеро, что выполнили то, что должен был выполнить я.

– За благословение спасибо, но в качестве благодарности хотелось бы чего-то более приземленного и конкретного, – первым откликнулся практичный Петр и многозначительно покрутил в руках дудку. – За детей не надо, тем более никто из них в Берестье сейчас не спит, а вот на мышек полюбоваться хотелось бы, а то, признаться, в голове не укладывается, как такое вообще возможно.

– Он же не… – почти выкрикнула Изабелла, зло глядя на Сангре.

– Нет, нет, – заторопился Каули. – Прошу вас, благородная госпожа, не надо. Поверьте, мне столь сладостно сознавать, что на сей раз события свершились иначе благодаря мужеству отважного кабальеро, что я готов играть на ней до самого последнего мгновения моей жизни.

Петр вложил дудочку в протянутую руку Чарльза и тот еле слышно дунул в нее. Дунул, легонько пробежал пальцами по клапанам и улыбнулся:

– Странно. Почти два с половиной десятка лет не брал ее в руки, а пальцы все помнят.

Он вновь поднес дудочку к губам и заиграл. Мелодия была незатейлива, проста и изредка прерывалась. Однако при всей простоте что-то в ней привлекало. Лишь спустя пару минут Петр очнулся от морока, да и то не сам – просто нечто легонько толкнуло его правую ногу, а в следующую секунду и левую. Он перевел взгляд на свои сапоги и вытаращил глаза: пол был усеян мышами и крысами. Их собралось в комнате не меньше полусотни.