Впрочем, такой он и впрямь видел ее давным-давно, лет пятнадцать назад. От немолодой усталой женщины не осталось и следа. Сейчас это была величественная королева, скинувшая добрых десять лет, ибо кто-то ухитрился сделать ее брови соболиными, губы алыми, щеки румяными, а заодно избавить и от морщинок на лице.

– Пава, как есть пава, – прошептал кто-то из тверичей, а Кирилла Силыч брякнул:

– Ну, княже, воля твоя, а я Михайле Ярославичу посоветую за невестой для третьего сына в Полоцк меня отправить, да там среди местных княжон поискать. И пущай ты самую наилучшую оттуда вывез, но даже ежели избранница вполовину помене красой окажется, и того за глаза.

Благодарная улыбка скользнула по губам княгини и она певуче ответила:

– Токмо допрежь меня о своей поездке предупреди, чтоб я упросила оную кудесницу на денек поране к ним отправиться, – она оглянулась назад и протянула руку в сторону скромно стоящей позади Изабеллы.

Та подошла чуть ближе к княгине и, встав рядом, плавно склонилась в поклоне перед Гедимином.

– Она не токмо в лечбе сильна, но и в красе людской подлинные чудеса творит, – продолжала Ольга Всеволодовна, благодарно возложив руку на плечо стоящей рядом испанки, и, обратившись к тверичам, заметила: – Я уже выводила своих дочурок пред великими боярами, да сдается, они не успели их толком разглядеть. Потому, ежели дозволяет муж мой, великий кунигас, я б хотела сызнова их на погляд вывести, – и последовал легкий полупоклон с прижатой к пышной груди рукой.

Гедимин снисходительно кивнул, также давая добро на повторную демонстрацию дочерей, а Кирилла Силыч развел руками:

– Отчего ж не полюбоваться. Сделай милость, Ольга Всеволодовна, яви их.

Княгиня, обернувшись, небрежно кивнула и стоящая у двери пожилая нянька, повинуясь сигналу, ускользнула наружу, но тут же появилась обратно, ведя четырех княжон, включая старшую – будущую невесту Дмитрия Дайну.

Едва Петр глянул на них, как понял, что Изабелла успела поработать и над ними, скорее всего взяв за эталон моду, царящую при галицко-волынском дворе. Такая догадка возникла у него, потому что и прическа, и сам наряд, да и все остальное почти полностью соответствовали придирчивому вкусу тверских бояр. Имелись и отличия, на что честно указал Кирилла Силыч («платьишки у нас покороче носят, да и колты[22] ближе к вискам»), но и он признал, что так даже лучше.

Однако и после этой демонстрации усесться за стол княгиня не спешила. Подведя испанку за руку поближе к Гедимину, Ольга Всеволодовна еще раз осведомилась у супруга, доволен ли он трудами лекарки. Тот величаво кивнул. И вот тут-то княгиня попросила его покровительства над Изабеллой, ибо…

– Гонят лихие люди по всему белу свету сироту безвинную, вдовицу горькую, – с надрывом в голосе выдала она, – и нет ей нигде ни приюта, ни пристанища, ни надежного угла. А сама она, яко голубица кроткая, отродясь зла никому не причинила, одно добро. И ныне жаждет припасть к твоим стопам, взывая лишь об одном…

Слегка недоумевающий кунигас – ясно было видно, что княгиня не обговаривала с мужем заранее текст своего выступления – тем не менее внимательно выслушал супругу, после чего поднялся со своего кресла и торжественно пообещал Изабелле и покровительство, и защиту, и что на территории Литвы он никогда и никому не даст ее в обиду.

– Сработано на пять баллов, – восторженно прокомментировал Сангре, толкая в бок Улана. – Нет, ну как же ловко донья подстраховалась!

В основном в тот вечер гости поднимали чары как обычно: за дружбу, за будущий союз, не обошлось и без здравиц – и в честь литовского князя, и в честь тверского, и за жениха с невестой. Друзья в основном помалкивали, но раскрасневшийся Гедимин в середине застолья вдруг вспомнил про них и предложил Петру:

– Ну, а теперь за тобой черед, гость красный. Мне тут Давыд отписал, как ты в одиночку исхитрился гнавшуюся за вами дружину владимирско-волынского князя поначалу близ себя удержать, а опосля и обратно завернуть. И все это меча из ножен не вынимая, единым словцом. Вот и поведай нам его, не таись.

Сангре замялся, но делать нечего, поднялся с лавки и, предупредив Улана, чтоб готовился, заявил, что словцо словцу рознь. Еще у Екклесиаста сказано, всему свое время и время всякой вещи под небом. Кирилла Силыч одобрительно закивал, услышав, как Петр бойко цитирует Библию, но тот заявил, что точно также слово слову рознь и места им определены разные. С одним лучше на битву идти, другим – рати останавливать, а третьим место на праздничных застольях.

Тост его оказался и красив, и витиеват, но главное – необычен, не привыкли в Литве поднимать кубки в честь слабого пола. Сангре нашел уйму добрых слов и для княгини, и для ее дочек, а под конец, окончательно разойдясь, заявил, что и все остальные – наши матери, даровавшие нам жизнь, наши сестры, наши жены и наши дочери – тоже заслуживают всяческой похвалы, так пускай им…

Пожеланий было много, а в конце речи Петр, как бы подытоживая сказанное, заявил, что по обычаям их страны и правилам учтивости, за дам полагается пить стоя. Присутствующие поначалу замешкались, не зная, как реагировать, но выручил хозяин застолья, поднявшийся со своего кресла.

– А что ж, славный обычай, – степенно заметил он и остальные гости как по команде стали подниматься на ноги.

Первым осушив свою чашу, Гедимин многозначительно подмигнул своей разрумянившейся жене, намекая, что по окончанию застолья ее ждет не менее приятное продолжение. Ольга Всеволодовна смущенно потупилась.

Меж тем Кирилла Силыч вовсю пялился на Изабеллу, а чуть погодя, не выдержав, что-то негромко спросил у нее. Та согласно кивнула. А вот второй вопрос, последовавший вслед за первым, явно ее обидел, судя по вспыхнувшему на щеках румянцу. Улан уже начал привставать, явно собираясь вступиться за честь дамы, и Петр с трудом усадил друга обратно на место, прошипев, что пока не стоит ввязываться, ибо сей дядя – главный посол и за него могут так дать по шапке, что она свалится с плеч вместе с головой. Кроме того, пока вообще неизвестно, как там и что. Возможно, никакого оскорбления и не было. И действительно, судя по с трудом сдерживаемой улыбке, следующий вопрос боярина Изабелле явно пришелся по душе. Она кивнула, и, повернувшись в сторону друзей-побратимов, весело подмигнула им.

– Знаешь, Уланчик, кажется, я ошибался насчет ее умственных способностей, занизив их, – заметил Сангре. – Кстати, надо будет попозже поинтересоваться, о чем ее спрашивали.

– А удобно?

– Поверь, речь шла не о том, свободна ли она сегодня и не согласится ли посидеть с ним завтра вечером в кафе, – усмехнулся Петр. – Ставлю в заклад свою светлую голову против твоих закисших от страсти мозгов, что интересовались ее мастерством, а вот лекарки или косметолога – неизвестно.

Но первой вопрос по окончании пира задала Сангре Изабелла.

– А ведь в Арагоне не принято вставать, когда пьют за женщин, – заметила она, идя вместе с побратимами по узкому коридору к своим покоям. – Да и позже, ни в Италии, ни в иных землях, я с таковским не сталкивалась. Так откуда ты, кабальеро?