Мыши так сяк, а вот крыс он терпеть не мог и обязательно завопил бы от ужаса и отвращения, но стало стыдно перед Изабеллой, и потому усилием воли сдержал себя. А чуть погодя и вовсе успокоился, поскольку четвероногие твари обувь у присутствующих не грызли, наверх по ногам забраться не пытались и вообще вели себя вполне прилично. Одни, будто сомнамбулы, сосредоточенно кружились, следуя за своими длинными хвостами, другие, опираясь для удобства на сородичей, а то и на сапоги сидящих, вставали на задние лапки, чтобы лучше слышать тихую мелодию. А через приоткрытую дверь все лезли и лезли новые длиннохвостые.

И вдруг мелодия резко оборвалась. Так резко, словно кто-то внезапно выключил в комнате, как в гигантском стереотелевизоре, все звуки. Серый живой ковер на полу на секунду застыл, после чего – Петр был готов поклясться в этом – четвероногие твари изумленно переглянулись, словно вопрошая друг друга, какого черта они вообще тут делают, но уже в следующее мгновение с отчаянным визгом кинулись бежать. Буквально через несколько секунд комната практически опустела.

– Чарльз! – отчаянно вскрикнула Изабелла, но тот уже не мог откликнуться на ее зов. – Чарльз, – взмолилась она, но он ее не слышал. – Чарльз, – шепотом, почти беззвучно выдохнула она, склоняясь над Каули, но его открытые глаза уже ничего не видели.

Она встала и, сурово глядя на Сангре, произнесла:

– Ты убил его, кабальеро.

Тот хотел было что-то сказать, но едва не зашипел от боли – это Улан со всей дури ущипнул его за локоть, а когда тот дернулся, склонившись к его уху, прошипел:

– Молчи, прошу.

Позже, в комнате, он пояснил:

– Она ж вынуждена была своими руками ускорить его отправку на тот свет. Да, по его же собственной просьбе, никто не спорит, и при этом он практически не мучился, мне бы такое снадобье, если доведется от ран помирать, и все же… А она в нем души не чаяла. И тут ты со своей просьбой… как нельзя кстати. Получается, можно все стрелки на тебя перевести. Конечно, при условии, если смолчишь. Вот я тебя и того, извини…

– Да ладно, – отмахнулся Сангре. – От меня не убудет, лишь бы ей приятно было. Кстати, ты заметил, как символично получилось – я насчет крыс. Прямо по Библии.

– То есть?

– Ну как же. Всю жизнь он их изводил, а они все равно пришли проводить его в последний путь. Подставили левую щеку, согласно слов Христа. И что ты думаешь за эту волшебную флейту? – поинтересовался он, разглядывая дудку.

Улан недоуменно пожал плечами.

– Здесь и профи из числа физиков или медиков руками разведут, а ты от меня ждешь немедленного ответа. Проще принять как данность. Фантастическую данность, поскольку если б не видел своими глазами, ни за что бы не поверил, – он усмехнулся. – Ну что, теперь мы точно не пропадем с голоду и в случае чего сможем зарабатывать на жизнь, гоняя крыс и мышей. Конечно, если подберем нужную мелодию.

– Подберем, – твердо сказал Сангре. – Всю жизнь мечтал быть факиром.

Глава 13. Двойная страховка

В Троки возвращались неспешно, остерегаясь засад. И хотя заблаговременно высланные к границе с Волынью дозоры регулярно извещали, что все спокойно, да и скачущий на пару верст впереди десяток ни разу не прислал сигнала тревоги, Давыд бдительности не ослаблял. Свою осторожность он объяснил тем, что получил весьма строгие указания от Гедимина относительно их безопасности.

В самом Городно пришлось неожиданно задержаться – роды пагубно сказались на здоровье жены Давыда Екатерины–Бируты. Промучившись с ней полдня, усталая Изабелла во время ужина доверительно заметила Улану и Петру, что если бы они приехали на сутки позже, она навряд ли сумела бы помочь девушке. Поймав встревоженный взгляд князя, испанка успокаивающе улыбнулась ему и ободрила:

– Главные опасности позади, княже. А на ночь я подле нее Загаду оставила, она ведает, когда и чем хворую напоить.

Несмотря на усталость, выглядела донья куда лучше, чем три дня назад. Да что там – она и в возке сидела мрачнее тучи, а теперь улыбалась. Улану она откровенно назвала причину:

– Я должна была, просто обязана сражаться за жизнь Чарльза до самого конца, а я сдалась, – а в ответ на его робкие слова о том, что Каули был безнадежен, отрезала: – Еще великий Авиценна сказал: «Нет безнадежных больных. Есть только безнадежные врачи», – она опустила голову и еле слышно добавила: – Как я.

Утешения друзей, вкупе с подходящими изречениями мудрых и не совсем мудрых, поскольку Сангре к каждой подходящей фразе бесцеремонно лепил ярлык с известным именем, не помогали. Зато сейчас совсем иное дело – вон какая оживленная и довольная. А как же иначе – человека от смерти спасла.

Осложнений не было, и наутро Изабелла порадовала Давыда радостной новостью: ночь прошла спокойно, жар у княгини совсем спал и ныне Загада кормит ее с ложечки куриным взваром. Но едва трапеза закончилась, как примчался посланец от Гедимина, потребовавший, чтоб Улан с Петром незамедлительно отправлялись в Троки. Оказалось, к великому кунигасу Литвы прикатило тверское посольство и Гедимин пожелал, дабы друзья самолично рассказали им, как подсобили его сыну Кейстуту взять неприступный орденский замок.

– Ну и хвастун, – укоризненно поморщился Улан, опасаясь, что их спешный выезд приведет пускай к короткому, но расставанию с Изабеллой.

– Не скажи, – бодро возразил Сангре. – Умен князь, все правильно делает. Реклама своей мощи и силы лишней не бывает, особенно когда перед тобой послы возможного союзника. Потому он и не хочет сам об этом взятии рассказывать. Чует, что опосредованная реклама ценится гораздо выше и веры ей больше. Ну и заодно продемонстрирует тверичам свое доброжелательное отношение к русским вообще, показав, в каком почете у него наша сладкая парочка.

Улан опасался напрасно – Изабелла, оставив подле Бируте Загаду, отправилась в путь вместе с ними.

– Что-то больно тревожно у меня на душе, вот я и не решилась с вами расстаться, – честно сообщила она друзьям, будучи уже в дороге. – А Бируте уже и хворой не назвать – выздоравливает она. Опять же и Загада с нею осталась, – и она, вздохнув, покосилась на рослую белолицую литвинку Нерингу, которую ей дал в качестве замены Давыд.

Тот было и сам собрался в Троки, но из Берестья прислали весточку, что рубеж пересек огромадный поезд с послами от южных соседей, и князю пришлось выехать туда, дабы выяснить поподробнее, кто да что, да с чем. Однако он, как ни спешил, нашел время попрощаться с гостями, особо поблагодарив Изабеллу и одарив ее золотым монисто, украшенным двумя дюжинами крупных рубинов. Сама Бируте за свое спасение вручила испанке золотые серьги-тройни. Назывались они так, поскольку на каждой сережке красовалось по три бриллианта продолговатой формы с чуть голубоватым отливом.

Они уже подъезжали к воротам, отделявшим Трокский замок от пригорода, когда их нагнал гонец от городненского князя, спеша сообщить правителю Литвы подробности о совместном посольстве галицко-волынских князей. Однако как тот ни спешил, а возле побратимов, выполняя наказ Давыда, задержался, дабы сообщить новость. Оказывается, в составе посольства едет некий тощий монах-доминиканец. Но как его зовут, гонец не сказал, заявив, что этого городненский князь ему не сообщил.