неизбежной ревностью у девушки появились и вполне понятные опасения — может быть жениху наперед известно, когда оборвутся их отношения? Например, к первому сентября, когда придет время возвращаться в Москву? А молчит он о предстоящей разлуке по той причине, что не хочет огорчать ее раньше срока.

Как видим, иной раз между влюбленными черной кошкой может пробежать не только их прошлое, но и будущее.

Желая прояснить все эти вопросы, Алина нагрянула в домик Густолеса неожиданно. Хозяина дома и Эдика на месте не оказалось. Вместо них девушка застала Викторию Погудкину в компании двух незнакомцев. Один из них — ухоженный интеллигент лет пятидесяти с приятным баритоном и в очках в золотой оправе. Второй — молодой англичанин, лохматый, с нечесаной шевелюрой, плохо говорящий по-русски. Впрочем, вскоре выяснилось, что и по-английски он говорит не лучше. Юноша запинался, жутко картавил, строил гримасы и чесал затылок во время долгих пауз. В одну из таких пауз Алину осенило — перед ней Эдик, зачем-то напяливший несуразный парик и ломавший комедию перед Викторией.

Происходило что-то непонятное, о котором Эдик, кстати, тоже не предупредил. Но Алина оказалась не дурой — промолчала, что кого-то здесь дурачат.

Виктория внимательно слушала интеллигента в очках, который представился московским профессором Фокиным. Перед собеседниками лежал включенный диктофон и отталкивающего вида череп.

Говорил профессор Фокин:

«Этот череп нельзя в полной мере отнести к подвиду низших приматов, но и до черепа homo sapiens он не дотягивает. Скорее всего это что-то среднее между ними, о чем предсказал великий Дарвин, и чего не хватало для целостности его теории. Этот артефакт, обнаруженный хозяином этого дома во время земляных работ, бесценен для науки. Нет никаких сомнений, что узнав о нем, череп самого Дарвина сейчас расплывается в улыбке».

Виктория Погудкина словно завороженная слушала московского биолога. Его теплый баритон и сияющие за стеклами очков глаза впечатлили девушку намного больше, чем неприятный череп, лежащий на столе. Череп окончательно разочаровал Викторию, когда профессор сообщил, что, вероятно, он принадлежал особи женского пола, причем, глухонемой.

Виктория изредка выныривала из уютного оцепенения, вызванного голосом Фокина, и делала пометки в блокноте. Московский ученый говорил о находке убедительно и, как показалось Виктории, с особой теплотой. Можно было вообразить, какими теплыми могли оказаться его чувства к девушке, причем, живой да еще его современнице?

Теплота в голосе «московского специалиста» была вполне объяснима. Густолес, изображая ученого, неплохо освоился с новой для себя ролью. Более того, он настолько вжился в нее, что ощутил невиданный прилив интеллектуальных сил. Эмоционально он тоже воспарил. Поначалу, когда Эдик предложил Густолесу выступить в роли профессора, Иван Петрович воспротивился — ведь он не знал, что его собеседницей окажется столь приятная и милая девушка. Виктория Погудкина была полной противоположностью прежней жене Густолеса. Она не докучала ему глупой болтовней о тряпках, а сидела, словно завороженная, внимая каждому его слову. Когда же Погудкиной требовалось что-то уточнить, она трижды извинялась и делала это так неуверенно, что хотелось взять ее за руку, приободрить и даже погладить руку.

У Густолеса на глазах распадался миф о бесцеремонности женщин-корреспондентов, нещадно терзающих своих собеседников.

Второй материал Виктории Погудкиной о древней глухонемой обезьянке должен был понравиться многим мужчинам. Но не всем. Застройщик Николай Додунский узнал о готовящейся публикации. К тому же ему сообщили, что Густолес не собирается покидать свой дом, который давно уже не значился на генплане.

Додунский приехал к упрямцу. Хозяина дома не было. Вместо него по комнатам бродил лохматый молодой человек, плохо говорящий по-русски, а за столом сидели Виктория Погудкина и неприятный тип в очках, как потом выяснилось — московский профессор. Меду ними лежал диктофон и небольшой череп. В другое время череп мог бы заинтересовать Додунского довольно странными дырками на макушке, но его внимание привлекло миловидное создание лет восемнадцати, которое назвалось Алиной — дальней родственницей хозяина дома.

Не застав Густолеса, Додунский с удовольствием принялся объяснять девушке цель своего визита. Суть его в том, что он предлагает Густолесу бесплатную квартиру в новой девятиэтажке взамен этой краснокерпичной развалюхи, стоящей на пути прогресса.

Неожиданно тип в очках перебил Додунского:

— Хозяин дома, возможно, и согласился бы на обмен, но мировая общественность не позволит этого сделать.

— Чихать я хотел на мировую общественность! Это касается только меня и владельца дома! — отрезал Додунский и, повернувшись к Алине, продолжил объяснять все преимущества сделки.

Чем внимательнее слушала Алина, тем больше кипятился профессор. Вскоре к нему присоединился плохо говорящий по-русски англичанин. Он нес какую-то белиберду, чем окончательно вывел из себя Додунского. На этот раз на помощь англичанину пришел очкастый профессор.

— Вскоре этот дом будет занесен в список объектов, охраняемых ЮНЕСКО, — сказал он и указал на череп, лежащий на столе. — Перед вами уникальный артефакт! Первый и пока что единственный в мире. И речи не может быть о каком-либо строительстве на месте находки!

Будь у Додунского сердце немного послабее, не избежать бы ему инфаркта. Он ожидал подвоха с любой стороны — от налоговой инспекции, от пожарников, энергетиков, газовщиков, городских властей, но только не от древних обезьян.

— А в ЮНЕСКО знают об этой черепушке? — немного придя в себя, спросил Додунский.

Московский профессор злобно блеснул очками.

— Скоро узнают!

У Додунского отлегло от сердца. Он бережно взял Алину за локоть и предложил ей и всем присутствующим хорошенько пораскинуть мозгами.

— Не подумайте, что я против науки, — Додунский глазами указал на череп. — Я двумя руками «за». — В подтверждение своих слов он поднял одну руку вверх, поскольку вторая рука была занята — крепко прижимала к себе руку Алины. — Но вообразите, как безобразно будет выглядеть место уникальной находки! Низенький домишко в окружении современных многоэтажек.

— Нормально будет выглядеть! — огрызнулся профессор, словно он прибыл не из столицы, а из забытой богом одноэтажной деревни.

— Давайте поступим иначе, — продолжил Додунский, заглядывая в глаза Алине.

— Это как? — спросила девушка.

— Современные технологии позволяют переносить на другое место даже многоквартирные дома.

— К черту на кулички?! — опять взъерепенился профессор.

— Это раньше так называлось. А теперь это именуют уютным пригородом.

— Но здесь все равно будут производить раскопки, — заметила Алина.

Додунский представил траншеи гробокопателей посреди новенького жилищного комплекса и ему опять едва не сделалось плохо. Но застройщику и на этот раз удалось взять себе в руки.

— Пусть копают за городом. Мы камазами бережно вывезем грунт за околицу. Разрыхленную землю пересеивать намного проще. И я бы не остался в долгу, сохрани мы в тайне место находки.

Стекла очков москвича