разговор с тревогой в голосе вмешался Додунский:

— Получается, никакой долгожительницы не было?

— Не было, — виновато ответил Эдик, словно признаваясь в убийстве.

— И она не курила? — еще беспокойней переспросил Додунский.

Все тактично промолчали. Как могла курить обезьяна, которой не было?

— И что мне теперь делать с дымоводами?

Эдик переступил с ноги на ногу, а затем робко предложил:

— Ничего не надо делать. Дымоводы пусть остаются, ведь многим жильцам они понравились. И даже мой дядюшка не нарадуется дымоводу. Он не любит бегать по лестницам — колени побаливают.

— Завтра же приступлю к его лечению, — пообещал Додунский. — Снесу к чертовой матери его голубятню! Пусть роет землянку где-нибудь рядом с магазином. Там ступеней не будет!

— Но вы когда-то обещали ему квартиру, — вмешалась Алина, — Кстати, обещали и мне.

— Можете позабыть! Вы обманули меня, а я — вас. Теперь мы квиты!

— Э-э-э, так не пойдет, — возразил Эдик, окончательно избавившись от недавнего смущения. — Благодаря нам у вас выросли продажи квартир. Подумайте, что будет, если откроется правда о долгожительнице и целебных свойствах табака? Да покупатели вас по судам затаскают! Можете не сомневаться — оставят без штанов. Так что домик моего дядюшки не трогайте. И Алине, вернее, мне и Алине, нужна двухкомнатная квартира — мы собираемся пожениться. Пойдут детишки, однокомнатной может не хватить. — Эдик обернулся к Алине. — Алина, как ты на это смотришь?

— Первое время поместимся в двух, — согласилась девушка. — Дымоводы подводить не обязательно, мы с Эдиком не курим. Этаж желательно последний, чтобы рядом с моей подругой Викторий Погудкиной — она переехала к Густолесу, и теперь живут вместе.

Додунский некоторое время хлопал глазами и яростно сопел, но затем по примеру йогов глубоко вздохнул и обреченно махнул рукой.

— Так и быть… ваша взяла.

Эдик повернулся к профессору и неуверенно спросил:

— Андрей Николаевич… а если… а можно вся эта история с черепом… будет засчитана мне как курсовая?

— Вымогателям все можно, — согласился профессор и обернулся к Говорухе. — А вам, уважаемый товарищ фотограф, еще раз большое спасибо за ваш благородный поступок!