Виктор Степаныч был ярым поборником здорового образа жизни ибегал по вечерам четыре круга вокруг школы и универсама. Свежий и румяный послепробежки, Виктор Степаныч, как человек военный, быстро оценил ситуацию,гаркнул, как на плацу: «Тихо, бабы!», после чего схватил замолчавшую отизумления Ирку и впихнул ее в квартиру. Анна Ивановна тоже очнулась, подхватиласумки и хотела уже бочком прошмыгнуть мимо мертвого тела, чтобы отправитьсядомой. Но Виктор Степаныч поймал ее не глядя за рукав и хотел было поставить налестнице, чтобы предупреждать проходящих соседей, однако по недолгомразмышлении завел ее тоже в Иркину квартиру, справедливо посчитав, что АннаИвановна немедленно сбежит от страха, если останется наедине с покойником.

Оставив дверь открытой, Виктор Степаныч взял тут жевалявшийся в коридоре телефон и набрал 02. Когда милиция ответила, он четкоизложил ситуацию и в ответ получил приказ ждать опергруппу. Ждали двадцатьминут, потому что отделение милиции находилось в двух кварталах от их дома. Задвадцать минут не случилось ничего особенного, только вернулся Иркин хахаль,которого ей приспичило послать за сигаретами. Увидев мертвого, хахаль затряссямелкой дрожью, а когда узнал, что вскорости прибудет милиция, дрожь его измелкой перешла в крупную. Чтобы не терять времени даром, Виктор Степаныч началпредварительное следствие.

– Мужик этот – кто такой? Ирка, тебя спрашивают! –прикрикнул он.

– А я знаю? – вякнула было Ирка, но, поколебавшисьнемного, подошла к двери, вытянула шею, зажмурившись, потом открыла один глаз ис визгом шарахнулась обратно.

– Да ведь это Толик!

– Какой еще Толик? Говори толком!

– Толик из семнадцатой. У меня квартира шестнадцать. Ау него – семнадцать.

– Это который с собакой? – вмешалась АннаИвановна.

– Ну да, бультертьер у него, слышите, воет? Чувствует,наверное.

– Тут Милица Владимировна раньше жила, – объяснилаАнна Ивановна. – Она осенью умерла.

– Это я знаю, – кивнул Виктор Степаныч.

– Ну вот, а сын квартиру-то и продал этому. Месяца дваон уже живет.

– Та-ак, – протянул отставник. – Кто же егоприложил-то? Видно, стукнули чем-то тяжелым, когда из лифта выходил.Постой-ка, – он обернулся к Иркиному хахалю, который тихо клацал зубами надиване. – Кончай трястись, отвечай нормально. Ты в какое время засигаретами выходил? Этого еще не было?

После долгого совещания с Иркой выяснилось, что выходилхахаль в четверть одиннадцатого, на площадке никого не было, а лифт вообще ехалвверх. Анна Ивановна со своей стороны сообщила, что вошла в подъезд бездвадцати одиннадцать, примерно, конечно.

– А ты что так долго ходил? – спохватился ВикторСтепаныч. – И какого черта трясешься?

– М-милиции боюсь, – вздохнул Иркин хахаль. –Сразу все на меня повесят.

– Бывал на зоне уже? – догадался отставник.

– Так по малолетству. Но этого я не трогал, хоть он кИрке и вязался. Я ему только сказал по-хорошему, чтобы он это дело прекратил.

– М-да. Положение у тебя аховое.

– Да что вы все спрашиваете? – нервно заговорилаИрка. – Вы сами-то когда вниз спускались?

– Я на лифте ехал, – строго сказал ВикторСтепаныч, – ровно в 22.00. Значит, так. В 22.15 трупа еще не было, а в22.40 он уже был. Значит, в течение двадцати пяти минут этот Толик пришел, егостукнули, и он упал. А ты не слышала, когда лифт открылся? – обратился онк Ирке.

– У меня телевизор орал, чтобы в кухне слышнобыло, – виновато ответила та, – я ужин готовила, отбивные… Ой! –она метнулась на кухню.

– Сгорело все! – раздался ее расстроенный крик.

– Тут человека убили, а ей отбивных жалко! –приструнил Ирку Виктор Степаныч.

Приехала милиция – три человека. Один принялся возиться струпом, другой фотографировал, а третий, довольно молодой, узкоплечий и вочках, взялся опрашивать свидетелей.

– Моя фамилия Мехреньгин, – представилсяон, – это река такая – Мехреньга.

Наибольший интерес у него вызвала Анна Ивановна, какчеловек, первым обнаруживший труп. Виктора Степаныча пока отпустили, сказав,чтобы шел к себе, до него очередь дойдет, когда по квартирам опрашивать будут.Тот удалился, сильно обиженный.

Милиция еще покрутилась на лестничной площадке, звякнула дляпорядка в две оставшиеся квартиры. Там никто не открыл, потому что впятнадцатой все семейство в отпуске, как пояснила Ирка, а в восемнадцатой живутдве старухи, боятся воров и после девяти никому не откроют, хоть застрелись.

– А если преступление. Вот как сейчас? –Мехреньгин нацелился на Ирку очками.

– Ну, вы же сами видите. Хоть пожар, хоть наводнение,хоть тайфун, хоть цунами!

– Ладно, граждане, – вздохнул капитан, –пройдите в квартиру, дайте санитарам выполнить свою работу.

Милиция уехала, захватив на всякий случай подозрительногоИркиного хахаля. Лифт отключили до выяснения обстоятельств.

Накапав рыдающей Ирке валерьянки, Анна Ивановна потащилась ксебе на девятый этаж, кляня в душе мертвого Толика и себя, бестолковую дуру,что прособиралась на даче и не успела на более раннюю электричку. Тогда онадобралась бы домой на час раньше и успела бы пройти по лестнице до убийства.

На следующий день капитан милиции Валентин Мехреньгин,сговорившись по дороге встретиться с участковым, отправился опрашиватьсвидетелей по лестничной клетке. Настроение у него было хуже некуда. Потому чтопредварительная прикидка ничего не дала. Убитый, Анатолий Матренин, проживавшийпо адресу Сиреневый бульвар, дом одиннадцать, квартира семнадцать, былрэкетиром. Работа его заключалась в том, чтобы обходить ларьки и маленькиемагазинчики у метро и получать с них деньги. В качестве психологической мерыустрашения он держал бультерьера по кличке Квазимодо. В мясных магазинах, кромеденег, бультерьеру давали натурой. И черт его знает, этого Матренина, кому онуспел насолить? Вероятнее всего – многим… И ларечники, и свои могли с нимчего-то не поделить. Только если бы свои собратья его прикончили, то уж, верно,ножом или из огнестрельного оружия. Но врач однозначно сказал, что смертьнаступила от удара по голове тяжелым тупым предметом.

Далее удалось выяснить, что вечером возвращался Матренин отлюбовницы. Несмотря на то, что у Матренина была отдельная квартира, а улюбовницы муж, который, правда, часто отсутствовал, так как работалшофером-дальнобойщиком, она предпочитала принимать Матренина у себя дома,потому что боялась бультерьера. Бультерьер Квазимодо нрав имел очень крутой, ахарактер вспыльчивый и ревновал хозяина к знакомым женщинам ужасно.

Стало быть, в подозреваемые автоматически попадали мужлюбовницы и хахаль смазливой соседки Ирины Маркеловой, к которой Матренин, поее собственному выражению, клеился. Муж любовницы находился в рейсе, а хахальпока парился в камере, но с ним надо было что-то решать.