Кто-то засмеялся:

— Еще не понял?

На него смотрел немыслимо широкий в плечах мужчина с чистовыбритой головой, где оставался только небольшой клок на макушке, и голымподбородком. Мрак угрюмо смотрел как он небрежно разгреб груду, выбрал длинныйкривой меч с зазубринами на тыльной стороне. Взмахнул, проверяя вес, подмигнулМраку. Руки его были на редкость толстыми, и пугающе длинными, кончикамипальцев касался коленей. Левый рукав полотняной рубахи был оторван, и Мракизумился могучим жилам. Те так туго стягивали руку, что та казалась выкованнойиз темной меди.

— Что я должен понять? — спросил Мрак.

— Зачем нас сюда загнали, — ответил бритоголовый. Он резковыделялся среди других, бородатых и длинноволосых. — Меня зовут Зализняк.

— Мрак. Так что насчет оружия?

— Разве это оружие, — сказал Зализняк с презрением. — Мне былук...

В его желтых глазах промелькнуло мечтательное выражение.Пальцы собрались в щепотку, будто накладывал стрелу на тетиву.

— Лук? Что можно с луком здесь?

— Тесновато, — согласился Зализняк, — но кое-что смог бы.Слушай, медведь, ты бы лучше взял секиру!

— Почему?

— Для палицы мало силы медведя, — отозвался Зализняк, и Мракуловил насмешку в голосе невольника, — а еще и умение надобно.

— Умение? Для простой дубины?

Зализняк насмешливо оскалил рот. Мрак, который и самсобирался отложить палицу и вернуться к секире, невольно ощетинился.Неповоротливы те, кто дерется в тяжелом доспехе. А кто встречает врага голойгрудью, тот быстрее.

— Она мне нравится, — сказал он угрюмо. Примерил в руке,повертел. — Умеет больше, чем секира.

Но Зализняк уже присматривался к черному провалу в каменнойстене. Ноздри Мрака уловили идущий оттуда запах горячей пыли, возбуждающийаромат крови, вина, женских притираний. Еще со стороны дыры доносился далекийгул голосов.

Мрак снова взвесил в ладони палицу, недобрая мощьпереливалась в его тело, рыкнул и пошел, распихивая невольников. Дырапревратилась в прорубленный в камне подземный ход. Пришлось пригнуться, от стеннесло нечистотами, ноги скользили по грязи, испражнениям.

Шагов через десяток ход свернул. Навстречу блеснул яркийсвет. Мрак застонал от бессильной ярости. Выход перекрывала решетка из толстыхбронзовых прутьев толщиной в человеческую руку. Впервые встретил землю, гдестолько металла!

Из-за прутьев было видно широкий ток, обнесенный стеной изглыб. Вернее, это ток был вырыт в каменистой земле, вымощен неотесаннымиплитами. Такие же плиты укрепляли и земляные стены. Сквозь щели кое-гдепробивалась трава. Это было с небольшой двор, обнесенный со всех сторон высокимзабором, но Мрак понял, что они находятся на дне широкого неглубокого колодца.

Стены уходили вверх на высоту в два человеческих роста. Отсамого края расходились дубовые лавки, каждый ряд выше предыдущего. Передниеряды заняты богато одетым народом. Все смотрели как во дворе бегают звери,плевали и бросали огрызки яблок, в то время как те, кто сидел за их спинами,похоже, могли только свистеть и орать.

Мрака потеснили, решетку открыли на миг, во двориквыскользнул невысокий крепко сбитый человек в набедренной повязке с кривыммечом в одной руке и щитом в другой. Звякнуло, надсмотрщики тут же закрыли назасов и, даже не остановившись взглянуть на схватку, поспешили обратно.

А на току единственный уцелевший зверь увидел человека, намиг припал к земле, хвост яростно бил по земле, затем взвился в воздух инемыслимо длинным прыжком ринулся на жертву.

Мрак стиснул зубы. Схватка проиграна, ибо человек попыталсядраться так, как дрался бы с человеком. А зверь обрушился как лавина и, необращая внимания на легкую рану, подмял, схватил за плечо. Послышался хруст,человек отчаянно закричал. На скамьях заорали от восторга. Зверь вырвал руку,кровь хлестала струями, ухватил человека за голову и потащил наискось черездворик, заливая плиты кровью, к противоположной решетке.

В толпе обеспокоено заорали, но решетку не подняли, и зверьк восторгу собравшихся принялся поедать еще живого человека у всех на глазах.Тот кричал и отбивался, зверь распорол ему живот, сизые внутренности с шипениемвыползали наружу, теснясь и вздуваясь огромными пузырями, человек пыталсязатолкать их обратно оставшейся рукой, но зверь опять ухватил его за голову,стиснул челюсти. Послышался отвратительный хруст. Кровь брызнула тонкимигорячими струйками, и жертва перестала двигаться.

Когда зверь насытился, решетку подняли. Зверь ухватилостатки добычи и стремглав ринулся в темноту. Едва за ним с лязгом упаларешетка, выбежали слуги с ведрами воды, быстро полили, смыли кровь, разбросализолотистый песок, прикрывая кровь там, где впиталась в землю.

Наверху лениво переговаривались. Большинство тянулось кединственной скамье, над которой устроили навес от солнца и дождя. Тамрасположились самые богато одетые люди, среди них Мрак рассмотрел немаложенщин. Они хуже мужчин, подумал он с отвращением. Нет гаже зрелища, чем пьянаяженщина, нет страшнее человека, чем озверевшая женщина. А здесь они орут,верещат, прыгают, срывают платки и рвут на себе одежду.

Послышались шаги. Подошли еще двое, смотрели сквозь решеткус ужасом и отвращением. Один, которого звали Зализняком, сплюнул через прутья:

— Богато живут, сволочи.

Второй промолчал, и Мрак угрюмо согласился:

— Богато.

— Не на одежку смотри, — заметил Зализняк наставительно. —Это что... А вот, что тратятся на развлечения! Жизнь везде нелегкая, но где-точеловек так напашется, что падает замертво до утра, а на рассвете снова копает,рубит, пашет, и так до поздней ночи, только бы прокормить семью. А здесьуспевают и отдохнуть.

— Это отдых? — ощетинился Мрак.

Зализняк засмеялся:

— А ты посмотри их глазами. Волхвы могут получатьудовольствие в спорах, а простой народ? Он везде однаков. Всяк любит смотретькак бьют другого, а не его. А за то, что бьют насмерть, за кровь и отрубленныеголовы, можно еще и заплатить... Потому и говорю, что живут неплохо. Дажевеселятся.

Другой невольник сказал безнадежно:

— Я драться не буду. Зачем? Отсюда не выйти. Мы будетубивать друг друга в этой яме, а они будут плевать на нас.

— И дашь себе перерезать горло как овца?

Тот огрызнулся:

— А что? Лучше умереть, забавляя этих скотов? По крайнеймере не доставлю им радости.

Зализняк покачал головой:

— А я буду.