– Здравствуйте, работает автосекретарь. Я лишенавозможности разговаривать с вами, но великолепно слышу. Передавайте информациюи обязательно перезвоните через минуту снова.

Не слишком люблю разговаривать с магнитофоном, пусть даже исовременным, но делать нечего. Аккуратно подбирая слова, словно беседуя сумственно отсталым ребенком, я сказала:

– Людмила, беспокоит следователь Виола Тараканова, намнеобходимо встретиться и переговорить. Пожалуйста, никуда не уходите, еду квам.

В ухо понеслись гудки. Я послушно набрала номер еще раз ивновь услышала легкий шорох и сопрано:

– Ваше сообщение услышано. Обязательно выполню просьбу.

Надо же, какая ловкая дама. Небось заготовила нескольковариантов ответов на все случаи жизни.

До улицы Пустовалова я добралась вмиг. Оказалось, чтомагистраль идет перпендикулярно Лесной улице от метро «Белорусская» в сторонуцентра. Дом был большой, старый, явно нуждающийся в капитальном ремонте.Квартира, в которой проживала немая Людмила, выглядела не слишкомпрезентабельно, но дверь открыла вполне ухоженная дама лет тридцати пяти сотлично сохранившейся фигурой и великолепными тяжелыми волосами, свободнопадающими на плечи.

Я никогда не имела дела с немыми и не очень представляла,как потечет наш разговор. Впрочем, можно ли назвать беседой общение счеловеком, который не произнесет ни слова?

– Добрый день, вы Людмила? Следователь Тараканова.

– Проходите, – мелодично ответила женщина.

Я радостно побежала за ней на кухню. Все сразу стало на своиместа. Очевидно, это сестра или подруга, служащая переводчицей. Небось теткавладеет азбукой глухонемых, и нам не придется общаться при помощи карандаша илистка бумаги.

Мы вошли в довольно простое помещение с самыми обычнымикухонными шкафчиками, серенькими в розовый цветочек. Но там больше никого неоказалось. Дама подошла к электрочайнику и щелкнула рычажком.

– А где Людмила?

– Это я.

У меня разинулся рот.

– Но все говорили, что домработница Зверевой немая, ипотом автоответчик…

– Все правильно, для клиентов я – убогий инвалид, новам врать не хочу. Разговариваю, как нормальные люди, слышу и вижу прекрасно.

– Но к чему маскарад?

Людмила налила чай и пояснила:

– Для хорошей зарплаты.

– Немедленно объясните, – потребовала я.

– Пожалуйста, – пожала плечами хозяйка, – всеочень просто.

Перестройка застала Людмилу на третьем курсе медицинскогоинститута. Пришлось бросить учебу и идти работать. Родители-инвалиды, денежныенакопления превратились разом в пыль, цены скакали, словно обезумевшиеобезьяны. Делать нечего, Люда взяла в руки тряпку и пошла мыть полы. Потомустроилась на работу к одной эстрадной певице, некой Соне Мрит, и вот та иподсказала случайно, как стать на рынке дешевой рабочей силы уникальнымтоваром.

– Всем ты, Милка, хороша, – пробормотала один разобкуренная Соня, – убираешь чисто, с мужиком не кокетничаешь, не пьешь.Одно плохо – язык имеешь.

Люда, не обращая внимания на бред хозяйки, расстилала тойпостель. Однако следующая фраза Мрит заставила домработницу отложить подушку:

– Вон, Сафо своей бабе жуткие деньги платит, –гундосила Соня, пытаясь вылезти из облегающего ее, словно вторая кожа,платья, – а почему? Знаешь? Ну что эта девка такое особенное делать умеет,а? Вот и не догадаешься!

Мрит хрипло рассмеялась и плюхнулась прямо в туфлях нароскошное розовое атласное одеяло.

– Все как у всех, только она немая!

– Как это? – изумилась Мила. – И кому нужнаинвалидка?

– На руки она здоровая, – пояснила Соня, –зато гарантия, что много не натреплет. Во всяком случае, с соседями во дворесплетничать не станет. Затруднительно на бумажке писать!

Людмила мигом поняла, как поступить. От наркоманки Сонькиона уволилась. Взяла в руки медицинскую энциклопедию – сказалось незаконченноевысшее образование – и живо подобрала себе диагноз. Детская патология,недоразвитость голосовых связок. Крайне редкая, можно сказать, уникальная вещь.С одним на миллион приключается. Лучшая подруга Рита Костылева, работающая вполиклинике, дала нужную справку, и Люда отправилась в агентство по найму. Ейтут же предложили с десяток мест, но женщина остановилась на двух семьях,выбрав хозяйками Звереву и Виноградову. У одной Милочка убиралась в понедельник,среду и пятницу; у другой – во вторник, четверг и субботу. Людмила не случайносвязалась с этими дамами. И в той, и в другой семье не было мужей, женщины жилис детьми, а Мила справедливо полагала, что хозяин не растеряется и залезет кхранящей вечное молчание девушке под юбку.

– Тяжело, наверное, за весь день не произнести нислова, – покачала я головой.

Люда вздохнула.

– Очень. Первое время прямо невмоготу было, иногда,думала, не выдержу, брошу, но как про деньги подумаю!.. Конечно, и накладки случались.

Она засмеялась.

– Только у Виноградовой работать начала, схватилась засковородку, а ручка отлетела. Раскаленный блинчик мне прямо на голую ногушлепнулся. Как заору! По счастью, дома только дочка ее семилетняя была,прибегает, такая встревоженная. Что случилось, да кто кричал? А я уже блинподобрала, слезы утерла и пальцем в окно тычу. Она и успокоилась.

Да уж! Наш человек изобретателен, и в его стремлениизаработать ему нет равных, ни перед чем не останавливается:

– Вы хорошо знали Ольгу Леонидовну?

– Конечно, – усмехнулась Людмила, – она меняне стеснялась совсем.

– Хозяйственная?

– Ой, горе, – отмахнулась Мила, –ничегошеньки не умела.

Они с Алисой до моего появления всякую дрянь жрали,полуфабрикаты из коробок. Ольга отродясь готовить не умела, да и некогда ей –целыми днями на работе, вечером прямо падала. Говорила, в операционной чем-тосильно пахнет, спиртом, что ли, у нее аллергия началась, а бросить службу немогла. Но, правду сказать, зарабатывала бешеные тысячи, не нуждалась. Алискуодевала как куклу, питались они великолепно, по два раза в год отдыхать ездили:Турция, Испания, Канары. Машина есть, «Жигули», цвет, правда, противный:ярко-зеленый.

– Она любила сама окна мыть?