— Теа, милая, я же не железный, — просипел он. — Хотя одна часть моего тела, вполне могла бы посоревноваться в твердости с этим наиблагороднейшим металлом.

Спустя мгновение мой затуманенный рассудок наконец-то сложил сказанное Себастьяном в предложение и под громкий хохот мужчины меня просто сдуло с кровати. Путаясь в прихваченном покрывале, я тянула его на себя, чтобы прикрыть закрывающую преступно мало камизу. За него приходилось бороться с пошляком, что не просто не отдавал этот парчовый саван внезапной скромности, а еще плотоядно хихикал, подтягивая замотанную как мумию меня к себе. В результате я сдалась, отпустив оставшийся крошечный лоскут и гордо подняв голову я направилась в ванную комнату сверкая спиной и ягодицами, впрочем, могу сказать, что реванш моему оскорбленному достоинству я получила практически мгновенно, смех сластолюбца стих, а дверь в умывальню я мстительно закрывала под громкое возбужденное сопение и стон:- Любимая, я с тобой.

Намеренно плескаясь гораздо дольше необходимого мне для приведения себя в достойный вид времени, я вышла укутанная в махровую простынь, под которой был самый пуританский комплект белья, что я смогла найти. К чести, Виверна, он был полностью одет, обут, сидел в кресле, и даже застелил постель, наверное, что бы мягкий батист белоснежных простыней не навевал романтические ассоциации. И даже масса вышитых мною разномастных подушечек, была живописно раскинута по поверхности спального места. В те редкие моменты, когда мне удавалось побыть наедине с собой, своими мыслями и стремлениями я вышивала, убеждая себя, что так, я не даю пальцам забыть, что такое шов, но на самом деле художник из меня был мягко говоря бесталанный, а вот в вышивке мне удавалось передать красоту пейзажей родного края, любопытную мордочку любимой болонки матушки Фифи, а еще пусть не портретное, но все же сходство, Сони катающейся на своей монстре — механическом железном коне — велосипеде, и Рафаила, читающего у камина любимый Гяур Байрона. Именно подушку с изображением моего брата вертел в руках Цесс в чьих глазах застыл немой вопрос, в любом случае рано или поздно, мне нужно было рассказать всё то, что я помню о том моменте как сюда попала и кто я на самом деле. Но сейчас я просто пожала плечами и спряталась за ширмой, переодеваясь в любимое синее платье. Волосы пришлось заплести в косу, я так и не освоила эту науку, хотя Ката многократно показывала мне простые прически, что не требовали массы усилий, лишь толику умения, как раз которого у меня и не наблюдалось.

Накинув плащ, я обратилась к Величеству, которое восторженно взирало за моими приготовлениями к променаду:

— Ну что ж, карты на стол. Показывай скорее тайный ход, всё равно нам не пройти мимо коменданта Кари, — выражение лица у него стало на столько комичным, что я не могла не продолжить подначку, — ты знаешь, в самом начале, когда я только заехала в апартаменты, она мне сказала, что даже Цессу запрещено находиться здесь. Так что, боюсь, твоё обаяние и природный магнетизм не спасут меня от отчисления, если в моей комнате застукают мужчину. Тот бормоча что-то вроде «страшные умные женщины», то ли «умные страшные женщины» встал, протянул мне ключ и пройдя до ковра, слегка сдвинул его, открыв скрытую панель для замочной скважины. Немедля ни квази, я спустилась в общий холл пустой комнаты идентичной моей, но совершенно без мебели. Затем прошла следом за Себастьяном в открытый шкаф и оказалась, как я и предполагала ранее, в системе потайных ходов. По цепочке протоптанных следов можно было проследить выход, ну или вход, это кому как удобно и наконец-то вышла на свежий утренний воздух Соул парка. Себастьян протянул мне ключ, дубликат своего со словами:

— Теа, это очень серьезно, не говори, пожалуйста, об этих ходах даже Кате, от этого зависит твоя безопасность, ведь это не только для того, чтобы я мог беспрепятственно приходить в гости. Это и для того, чтобы в случае реальной опасности у тебя были пути к отступлению. С твой поразительной способностью вляпываться в самые различные неприятности, я считаю, что возможность отхода у тебя должна быть просто обязательна. Я понимающе кивнула. Эх, как будто мне самой не хочется тихо и спокойно закончить учебу, и начать приносить пользу, а не быть катализатором и бессменным участником различных авантюр. Пока я мысленно оправдывала свое невезение на неприятности и благодарила счастливый фатум за то, что я выпутываюсь из них с наименьшими потерями, Дрэго несколько раз щелкнул пальцами, с каждой попыткой становясь все мрачнее, после четвертой от него потянуло силой, птицы испуганно замерли на высокой ноте, воздух загустел и запахло яблоками и озоном, словно в саду перед грозой. Я взяла его за руку, которой он пытался что-то намагичить и поцеловала в костяшки сильной кисти. Один круглый, твердый пик за другим, а когда любимый отвлекся достаточно, чтобы перестать злиться и сосредоточиться, я укусила его за тыльную сторону ладони, и тот с шипением и хохотом с первого раза достиг смены личины, приобретя вид плотного шатена с многодневной щетиной.

— Моя Электа, — прошептал мне бородач и галантно сложив руку колесом, за которую я тут же схватилась, предложил выбрать куда пойдем. — Сегодня я весь в твоем распоряжении, любимая. — Не скажу, что я была слишком оригинальна, я хотела есть и урчание в животе прочно подтверждало, что это совершенно не голословное желание, а насущная потребность.

Целый день мы провели вдвоем, как простые горожане, наслаждающиеся праздностью выходного дня. Сначала мы позавтракали в моей любимой кондитерской, пробуя новые десерты, блаженствуя и балуя вкусовые рецепторы. Затем мы, гуляя по лавочкам и магазинчикам, тратя деньги на пустячные сувениры и покупая ненужные мелочи, дошли до прогулочной набережной, и не смотря на усилившийся ветер, я наслаждалась каждым мгновением ясного погожего дня в такой замечательной компании. Немного странно ощущался под рукой Себастьян, так как мои глаза все время обманывались, а все остальные чувства вопили о несоответствии, хотя если ради того, чтобы провести время вдвоем, допустим мне надо было бы изображать старуху или мужчину — не задумываясь согласилась бы. А еще мы очень много говорили.

— Ты знаешь, — заявил мне мужчина, наливая игристый вайн в рыбной ресторации, недалеко от пристани, куда мы зашли на поздний обед, или возможно ранний ужин, — когда ты, окровавленная свалилась мне под ноги, я чуть было не обратился вновь. Меня отвлекло появление Бруно. Мне кажется, уже тогда я влюбился. А когда ты швырнула в меня стаканом и оттягала за ухо, как нянюшка проказливого шалопая, я понял, что пропал окончательно и бесповоротно.

— Ну знаешь ли, ты так выразительно пялился на мою грудь, что уж никак не вызывал во мне ассоциации с воспитанником. Не знаю точно, когда поняла, что ты по-настоящему мне дорог, наверно тогда, когда ты отвел меня ночью в ту бухточку, и несмотря на то, что бессовестно подглядывал, всё же сдержался. А еще я уверена, что моё присутствие в походе тебе тоже не было особо нужным, — по его реакции я поняла, что попала в точку, — зато ты одним махом разделался с большинством заговорщиков. Ведь разделался?

Он поморщился словно от зубной боли, но решительно тряхнув головой рассказал всё, что знал сам. Культ удалось изничтожить под корень, слишком жадными до силы оказались адепты, но, к сожалению, то здесь, то там, нет-нет, да всплывали новые имена и фамилии.