Распрощавшись с Кристофом, мы решили воспользоваться тем, что всё равно вышли в город и посетить нужные нам лавки и Большую Орумскую Библиотеку, в последней мы провели почти весь день, выбравшись лишь поужинать в ресторацию, недалеко от дома Крутта. Мы взяли два бокала светлого эля и рыбные чипсы. Почти всё время мы молчали, видимо каждой из нас было о чем подумать, к тому же в библиотеке мы занимались в разных секциях. И все же по дороге домой я первой прервала нашу неловкость:

— Мне очень жаль, что я впутала тебя в эту мерзость. Но я знаю, что, наркотик может сделать с человеком, и как тот может низко пасть, дабы раздобыть еще порцию. Нужно помочь Рэйджу найти того, кто стоит за этим. И ты знаешь у меня есть свои догадки. Делиться с Кристофом я не стала, нужно кое-что проверить. Поможешь?

— Обращаться к кому-то за помощью — это не значит, что ты проиграла. Это значит, что ты не одна в этом мире, Теа. Конечно, помогу.

Содержание записок по большому счету сводилось к одному — верни то, что нашла. Причем ни куда вернуть, не когда вернуть в коротких записках, что были подброшены Кате то в плащ, то в сумку, то между тетрадей, указанно не было, зато они пестрели обещанием скорой расправы и подробностями того, как это действо будет происходить. Так что со дня на день, когда до этого бестолкового преступника дойдет наконец-то, что оставить надо какие-то более детальные инструкции вместо того, чтобы заниматься пустым бумагомарательством, мы ждали информации по возвращению опиата. Брат Катарины нехотя вернул нам конверт, но после их разговора с Кристофом, его недовольство поубавилось, и все же он попросил нас быть предельно осторожными. Почти грамм вещества пришлось заменить подкрашенной акварелью морской солью, во-первых, Ката проводила анализ вещества, чтобы выяснить что это, а во-вторых, просыпала немного, когда попалась мне на глаза с конвертом.

Понедельник и вторник пролетели совершенно обыденно, учебные будни по-прежнему разбавлялись милыми моему сердцу находками, Себастьян продолжал баловать меня сладостями и цветами, и каждое утро, да чего уж там, каждый день, вечер, а порой и бессонную ночь, я ловила себя на том, что мои мысли то и дело возвращаются к Виверну. Причем настроение моё было переменчивым, как погода в мае, а мысли словно пауки в банке, иногда беспокойно копошились, а иногда агрессивно сцеплялись друг с другом: то я бравировала сама пред собой, то страшно жалела о содеянном, то ждала каких то действий от Цесса, то наоборот с ужасом ожидала оные. Не знаю, сколько бы продолжалось это безобразие, но в среду, в обед, Ката нашла меня в столовой, размазывающей остатки салата по тарелке, не то, что бы тот был не вкусный, еда, как и всегда была на высоте, но именно сейчас я была в меланхоличном настроении и аппетит отсутствовал как данность. Присев рядом, она нарушила мою приватность, подвинувшись вплотную и сжала мою коленку под столом. Я сразу прекратила рисовать вилкой по почти пустой тарелке и со всем вниманием уставилась на подругу.

— Я получила новую записку, Теа, — замешательство подруги было очевидным, — она лежала вложенной между страниц ежедневника. Я не открывала его несколько дней. Нужно срочно показать её брату, а тот, как на зло уехал в министерство и его не будет до вечера.

Я кивнула, и мы практически бегом отправились в общежитие, чтобы отправить письмо Рэйджу. Буквально через несколько таймов от того пришёл ответ, сегодня состоится передача наркотика. В восемь вечера, в урну, стоящую у третьей лавочки небольшого университетского парка, нужно опустить конверт. Естественно, она должна прийти одна. Естественно, что герцог организует засаду. Не вижу смысла долго описывать наше ожидание вечера, того волнения, что переживали мы с ней, просто сразу напишу, что замысел Его Светлости провалился. Нет, нет, ровно в назначенное время и место невероятно нервничающая Катарина опустила пакет, и сразу же покинула место действа, оставляя ловлю негодяя профессионалам. Но не тут-то было. Этот преступный гений обманул всех, и даже Рэйдж, не смотря на всю злость и самобичевание признал, что ход был красивым и криминально-элегантным. А все оказалось просто: в медном мусорном ведре стояла открытая портально-посыльная шкатулка. Как только в неё попало письмо, крышка захлопнулась, и активировалось самоуничтожение. Единственное, что удалось — это по остаточным следам магии рассмотреть руну Райдо, да еще то, что это была не дешевая безделица. Вишневое дерево, и окованные серебром уголки и замочек.

Еще когда герцог принес мне почтово-портальную шкатулочку, я не поленилась и сходила в библиотеку для того, чтобы понять принцип её устройства, признавать отсутствие простейших знаний я постеснялась, поэтому почти пол дня я провела, изучая как историю и технологию затейливых коробочек, так и самих портальных башен, то, что для жителей Твердыни было обыденностью, для меня было чудом. И у тех, и у других по большому счету принцип работы был один, у каждого телепортационного инструмента был близнец. И не обязательно, что один. Их могло быть десять, сто, но то, что они делались из равнозначных материалов и с применением равносильной магии и обязательно одним магом. Частый коллапс телепорта был вызван именно этим не очень удобным нюансом, приходилось постоянно корректировать настройки и координаты, а для этого требовались коды доступа и специалист, которого зачастую разрывали на части. Вывод из всей этой информации в отношении шкатулки злоумышленника я сделала один — существует одна как минимум такая же, а то и больше подобных коробочек. И опять же как минимум одна из них находится у преступника, вряд ли он стал бы разбрасываться столь ценным артефактом, а судя по его жадности (он не побоялся быть пойманым ради двухсот золотых) и самоуверенности (негодяй подозревал о расставленной ловушке), он наверняка либо сохранит её как трофей, либо вообще будет пользоваться её близнецом, и судя по моим подозрениям вероятнее всего второй вариант. И бесшабашность преступника никак не связанна со смелостью, в этом я смогла убедиться немного позднее.

Я любила и ненавидела пятницу одновременно. Любила я её за то, что это последний учебный день недели, так как суббота была отдана на саморазвитие и практику, которая приносила мне столько удовольствия, что я с радостью занималась бы практической медициной и в воскресенье. Ненавидела за две последние пары, что вёл женоненавистник Сааб. И отчего-то в последние пару демов, тот воспылал ко мне невероятной по силе ненавистью. Конечно, я не прятала глаза долу, и не краснела, если он позволял себе отвратительные высказывания, как другие девушки с курса, а вступала с ним в полемику, стараясь если не доказать, что он заблуждается, то хотя бы не уронить в своих глазах честь и достоинство, по которым своими сапожищами с удовольствием топтался преподаватель. И в этот раз я не стала молча глотать обиду, а доказала его неправоту в отношении проверенных статистических данных относительно затрачиваемых стерильных материалов во время боевых действий. Осознав, что я права, а в формулу, что он привел, закралась ошибка, Леремо брызжа слюной и потрясая начертанными графиками потребовал моего присутствия в кабинете после пары.

Написав записку где я, отправилась к преподавателю, прекрасно осознавая, что тот будет давить авторитетом и пытаться меня унизить уже не прилюдно, а в частном порядке, но, по правде говоря, мне просто необходимо было попасть в его кабинет, чтобы подтвердить свои опасения. Мои ожидания этот твердолобый мизогин и женофоб оправдал, заставив просидеть под его дверью почти целый леор, в результате, когда я попала в кабинет, все преподаватели из этого крыла покинули рабочие места отправившись на заседание кафедры, и я фактически осталась с ним один на один. Я немного его опасалась, но храбрилась, здраво пологая, что не на столько же он двинулся, чтобы рисковать своим местом.