Выйдя из полицейского управления, я некоторое время задумчиво стою у ворот, потом прикидываю, что добираться на такси до дома мне не по карману, поэтому, тяжело вздохнув, отправляюсь пешком.

Я уже чувствую, что ночь предстоит бессонная, потому что до сегодняшнего дня контактов с полицией – или в какой ещё конторе служит этот надутый мальчиш-плохиш? – у меня, как у законопослушного гражданина, не было, а значит, я теперь глаз до утра не сомкну, прикидывая, что им от меня нужно. Ведь так просто приглашать меня к себе, да ещё под конвоем плечистого парнишки в форме, они вряд ли стали бы. Обычные протокольные вопросы? Маловероятно. Значит, чего-то недоговаривают.

Впрочем, бог с ними, с этими полицейскими или кем они себя ещё величают! Несмотря ни на что, камешки, оставшиеся в закрытой подсобке ювелира, я уже считаю своими, и расставаться с ними мне никак не хочется. Когда ещё появится шанс стать богатым и независимым?

В мечтах я уже раскатываю на крутой тачке, а не топаю пешком по жаре, и возвращаюсь сейчас не в свою убогую двушку на третьем этаже занюханной пятиэтажки, а на роскошную белую виллу на берегу моря, чтобы пить фруктовые коктейли…

4.

Среди ночи мне приходит в голову неожиданная, но вполне закономерная идея навестить завтра в больнице Марка. Давно это пора было сделать. Наверняка за ночь он уже пришёл в себя. По крайней мере, я верю, что эскулапы вытянут его с того света и поставят на ноги. Мысль, наверное, и не совсем разумная, ведь не исключено, что в полиции подозревают меня в желании нанести старику какое-нибудь увечье, правда, не известно за что, а тут я собственной персоной являюсь к нему в палату. Не иначе как доводить задуманное злодеяние до конца… Хотя и не настолько в полиции идиоты, чтобы не разобраться в том, что я ничем не мог и не могу навредить ювелиру. Разве что замыслить попытку ограбления несчастного старика прямо на больничной койке, чего у меня и в мыслях нет… Значит, обыкновенное человеческое сочувствие? Конечно же, оно, хотя едва ли кого-то сейчас купишь на доброте и милосердии…

Тьфу ты, какие глупости в мою черепушку лезут!

Целая куча противоречивых мыслей сейчас сплетается и расплетается в моей голове, и среди них ни одной убедительной… Но оставаться дома и прятаться неизвестно от кого, а значит, заведомо лишиться камешков из подсобки – такого я ни при каком раскладе не хочу. И это, пожалуй, самый важный для меня аргумент.

Выждав для порядка пару часов, ведь с утра всегда в больничных палатах врачебные обходы, и светиться перед персоналом мне не резон, я неторопливо еду в медицинский центр, паркую машину в самый дальний угол обширной тамошней стоянки и отправляюсь в справочное бюро выяснять номер палаты и корпус, в котором лежит старик.

Первая непонятка случается уже при беседе с дамой, сидящей за прозрачным стеклом бюро.

– Фамилия пациента? – интересуется она лениво.

К сожалению, фамилию Марка я так и не удосужился узнать ни раньше, ни вчера в полиции. Поэтому принимаюсь путанно и многословно объяснять, что это тот самый человек, которого в бессознательном состоянии доставила вчера вечером скорая помощь. Неужели к вам в больницу, уважаемая госпожа, каждый день привозят по десятку таких людей?

Дама нехотя копается в компьютере, и сигарета в её пальцах угрожающе покачивается. Всем своим видом она показывает, какая я неблагодарная свинья, если так бесцеремонно отвлекаю её от благословенной утренней сигареты под чашку дешёвого растворимого кофе с молоком. Наконец, она великодушно выдаёт мне местоположение реанимации, в которой находится ювелир, и прибавляет заученно:

– Только идти туда сейчас – бесполезная трата времени.

– Это ещё почему?

– Ваш приятель лежит в отдельном боксе, и никого к нему не пускают.

– Вот даже как! Он так плох?

– Не знаю. Это приказ заведующего отделением. Кроме медицинского персонала туда входить никому не разрешено.

– Я всё-таки проверю…

– Желаю успеха! – Дама отворачивается к своей чашке кофе и прикуривает новую сигарету.

Каждое отделение в медицинском центре – это отдельный корпус, и иногда между ними довольно приличные расстояния. Отдельный бокс, в котором лежит Марк, находится довольно далеко от основного комплекса зданий. Чтобы попасть в него нужно обогнуть вертолётную площадку, на которую садятся во время боевых действий вертолёты с раненными бойцами. Странное это и волнующее зрелище, когда перед тем, как сесть, вертолёт зависает над площадкой, а к нему уже со всех сторон бегут больничные работники с каталками, а охранники выстраиваются по периметру, чтобы отсечь зевак. Я уже видел это однажды… Но сегодня всё спокойно, и никого вокруг нет, поэтому пересекаю площадку наискосок по зелёному газону, и никто меня не останавливает.

Почему старика положили в отдельный блок? Неужели положение его настолько серьёзно, что лежать со всеми вместе в какой-нибудь кардиологии или онкологии ему не положено? Ничего не понимаю.

Дверь в блок не заперта, и я спокойно прохожу внутрь, неторопливо иду по длинному пустому коридору вглубь здания, и по-прежнему никого не встречаю. Как правило, в таких отделениях всегда есть врачебный пост посреди коридора, и там дежурит медсестра, которая следит за порядком, отвечает на телефонные звонки, выдаёт пациентам лекарства и отвечает на вопросы посетителей. Но в этом боксе ничего подобного нет. Даже спросить о старике не у кого.

Странно всё это. Пока иду к широкой двустворчатой двери в конце коридора, которая, кажется, тоже не заперта, меня одолевает мысль, что я попал в какой-то заколдованный круг – ищу, сам не зная, что, пытаюсь вернуть не принадлежащие мне камешки, которые – ещё не известно! – представляют вообще какую-то ценность или нет. При этом не сомневаюсь, что где-то во всём этом непременно скрывается западня, попадать в которую, естественно, не хочется, но я упорно иду к ней, уже успев по пути попасть на крючок к грозному гражданскому типу, беседовавшему со мной в полиции. А если ещё подтянуть до кучи пока ненайденный труп в ковре и вырубившегося почти на глазах у меня ювелира, то вообще странная картина складывается…

За дверями в конце коридора слышатся какие-то неясные звуки. Там определённо кто-то находится, и мне наверняка туда. Маловероятно, что мне удастся найти старика без посторонней подсказки.

– Ого, на ловца и зверь бежит! – слышу за спиной знакомый голос.

От неожиданности вздрагиваю и оборачиваюсь. В двух шагах от меня, выйдя из боковой двери, замер вчерашний грозный коротышка, который, оказывается, прекрасно говорит по-русски. В полицейском управлении мы беседовали на казённом иврите.

– И вы тоже здесь? – спрашиваю удивлённо, пока не понимая, насколько глупо звучит мой вопрос.

– Это я должен удивляться и спрашивать, что вы здесь делаете? – Лицо коротышки необычно мрачное, под глазами синяки. Чувствуется, что сегодня он не выспался. – Только не говорите, что пришли проведать ювелира из чисто альтруистских побуждений. Не настолько вы с ним близкие друзья – сами же об этом и говорили…