Но никаких бумаг на столе нет, только связка ключей.

– Ничего страшного, – машет рукой мужчина, – всё это формальности. Надо его срочно привести в порядок, а потом документы заполним… Но как с лавкой поступить? Вызвать полицию, чтобы постерегли?

– Давайте я её закрою в вашем присутствии, – предлагаю я, – а ключи вы с собой заберёте, чтобы лишних вопросов потом не возникало. Вернёте ему, когда он придёт в себя.

– Разве вы с нами не поедете?

– Что мне в больнице делать? Тем более мы с ним, – киваю в сторону Марка, – никакие не родственники.

– Ну, как хотите. Но ваши данные я на всякий случай запишу.

Быстро и умело молчаливые помощники выносят носилки со стариком и грузят в машину скорой помощи, а мы с мужчиной остаёмся, чтобы погасить свет, и он даже умудряется включить сигнализацию, запирая двери лавки.

– Значит, не поедете с нами? – ещё раз спрашивает он меня.

Отрицательно мотаю головой и провожаю взглядом, как он садится рядом с водителем и напоследок машет мне рукой.

Оставшись один у закрытых дверей лавки, некоторое время растеряно стою и гляжу вслед скорой помощи, постепенно набирающей скорость и включившей сирену перед светофором. Всё произошло так стремительно, что я даже не успеваю опомниться.

И вдруг меня пронзает страшная мысль: мои-то законные бриллианты, принесённые на проверку, так и остались внутри лавки, на столе в подсобке! Мне бы их собрать и унести с собой, а я даже не успел о них подумать. Теперь придётся дожидаться, когда старика приведут в чувство, и он вернётся к работе. Но когда это случится? А если… если он так и не выкарабкается?!

Ударив со злости кулаком о стену, отправляюсь к своей машине, припаркованной на стоянке в торговом центре. Такого дурацкого облома со мной ещё не случалось. Едва успел стать обладателем несметных сокровищ, как тут же их лишился. Тоже себе неудачник Али-Баба!

Хотя… лишился ли? Завтра же пойду в больницу навестить старика, которого наверняка приведут в чувство, и напомню ему о камнях… Наверное, стоило сейчас поехать со скорой помощью и узнать всё на месте. Но и завтра будет, надеюсь, не поздно.

Однако настроение уже испорчено, и притом основательно. Когда камешки в мешочке, а мешочек в барсетке, висящей у меня на плече, как-то спокойней. Они и там, в мастерской, никуда не денутся, тем не менее, держать их при себе всё-таки спокойней.

И уже сев в машину и включив зажигание, я вдруг почувствовал почему-то, что я самый несчастный человек на земле. Раньше, когда в жизни не было даже просвета, я чувствовал себя куда уверенней, чем сейчас. Оказывается, самое неприятное и паршивое в жизни, что может с тобой произойти, это когда мечта, вот-вот готовая воплотиться в реальность, и до неё остаётся совсем крохотный шаг, вдруг ускользает прямо из твоих рук. А ещё хуже осознавать, что ты упустил по собственной глупости возможность её удержать, хотя никаких усилий для этого не требовалось! И виноват во всём именно ты, а не кто-то посторонний. Такой вот я растяпа!

Ох, эти злосчастные камешки, оставшиеся на столе в подсобке! Как вы меня подвели…

3.

Но назавтра в больницу к Марку я так и не попал. Позвонив утром в справочное бюро медицинского центра, я узнал, что он в реанимации и в себя ещё не пришёл. Посетителей к нему не пускают. На вопрос, что с ним конкретно случилось и чего ожидать дальше, ответа тоже не последовало. Сидящая в справочном бюро девица прокаркала по телефону прокуренным усталым голосом, что такими вещами нужно интересоваться исключительно у лечащих врачей, а не у неё, и вообще о диагнозах и сроках выписки говорить по телефону не принято.

За ночь я немного успокоился и решил, что, кроме старика, в подсобку ювелирной лавки всё равно никто не зайдёт, так что камешки дождутся моего появления. Вот только бы узнать точно, бриллианты это или что-то иное. Хотя постоянно в голове верится один и тот же надоевший вопрос: кому, спрашивается, нужно таскать дешёвые стекляшки в дорогом бархатном мешочке, да ещё прятать в сумочке, с которой почти не расстаёшься? Так что надежда пока не умерла.

О настоящем владельце камней и одновременно убийце квартирного воришки, труп которого я перевозил в ковре, уже почти не вспоминалось. Просто печальная история с ювелиром заслонила во мне всё, что происходило до этого, выглядело несущественным и уходило на задний план. Мог же раздумывать я сейчас лишь о мешочке с камнями, которые дожидаются меня в подсобке ювелирной мастерской. Откуда во мне такая жадность? Раньше за собой я такого не замечал.

Весь день я привычно раскатывал по городу на машине, пару человек подвёз, а то, что удалось заработать, полностью истратил на бензин. Впрочем, сегодня такая почти бессмысленная работа уже не вызывала всегдашней тоски и отторжения, потому что мне больше не хотелось оставаться один на один со своими мрачными предположениями, а вместо них в голове беспрерывно прокручивались игривые мыслишки про неожиданно свалившиеся на мою голову сокровища. Правда, то и дело всплывал в памяти двадцать пятым кадром закатанный в ковёр труп. Но это уже были необходимые издержки – без трупа я не стал бы обладателем заветного бархатного мешочка.

Но вечером – а именно вечером почему-то и происходит со мной самое гнусное! – случилось именно то, чего я опасался больше всего на свете. Ведь надеялся же, что меня пронесёт, хоть и было смутное предположение, что какая-то гадость непременно случится. Ну, не может у меня всё проходить гладко!

Едва я подъехал к дому, припарковался и усталой походкой направился к подъезду, меня остановили двое полицейских и вежливо предложили проехать с ними для выяснения некоторых вопросов. Что это за вопросы, они не сказали, но чувствовалось, что, если я откажусь или начну сопротивляться, они применят силу.

Мне ничего не оставалось, как только печально глянуть на светящиеся окна моей квартиры, тяжко вздохнуть и сесть в их машину. По дороге в полицейское управление у меня в голове начали роиться всевозможные вредные мысли о том, что, может быть, труп в ковре уже найден, и по каким-то тайным признакам сыщики выяснили, кто к нему имеет самое непосредственное отношение. Кроме того, была ещё одна более оптимистическая мысль: всё-таки я находился в ювелирной лавке, когда хозяину стало плохо, и от меня просто-напросто потребуют каких-то формальных объяснений. Но всё равно было крайне неприятно ехать в полицейской машине рядом с настороженно поглядывающим на меня парнишкой атлетического сложения. Разговаривать с ним не о чем, а вот по лбу получить от такого бойца вполне реально.

В сопровождении суровых и молчаливых стражей закона меня приводят в один из кабинетов полицейского управления, из которого тотчас выскакивает сидевший там пожилой офицер, вероятно, его хозяин, а вместо него минут через пятнадцать является сухощавый коротко стриженый коротышка в гражданской одежде.

Не поздоровавшись и не обращая на меня внимания, он усаживается за компьютер и некоторое время задумчиво шевелит мышкой, потом лениво спрашивает, будто не я ему нужен, а он мне делает великое одолжение: