простыне. Месячные наконец начались. У меня внутри будто развязался узел, все переживания по поводу того, что мне нужно принимать какое-то решение, которое я не хочу принимать, покинули мое тело.

Я не сказала ему, когда он снова позвонил мне днем после школы. И на следующий день. И на следующий. Каждый раз, когда мы разговаривали, я хотела сказать, знала, что должна, но ком вставал поперек горла, и я просто слушала его голос, который говорил, как сильно он переживает за меня. Я так сильно хотела с ним увидеться. Он вел себя так, как не вел уже несколько недель, несколько месяцев с тех пор, как я уехала. Он внезапно вспомнил, на какие занятия я хожу, имя девчонки в конце коридора, которая походила на чирлидершу из школы Хант. Я не хотела, чтобы его забота опять испарилась. Рисовала сердечки и выводила свою будущую фамилию снова и снова, пока мы разговаривали: «Миссис Элиссон Мари Норт». Воображала букет, священника, белый рис, наших друзей и родных, аплодирующих нашему поцелую. Какая-то часть меня сожалела, что месячные все-таки пошли. Я кусала губы, когда слушала, как он говорит: «Я люблю тебя».

Однако я понимала, что так не может продолжаться. Когда он приедет, он захочет секса и заметит кровь. В пятницу утром я ему написала: «Отбой», – зная, что он зайдет домой, прежде чем поедет и увидит сообщение. Он позвонил из дома.

– Привет, какое облегчение!

– Знаю, у меня тоже, – сказала я.

– Теперь мы можем расслабиться. Слава богу, – сказал он. – Последнее, чего я хотел, это провести за рулем десять часов на этих выходных.

– Погоди… Ты не приедешь?

– Эли, я все отменил ради тебя, потому что, сама понимаешь… Но у меня правда нет сейчас времени. Знаешь ведь, нужно выставить оценки на следующей неделе и…

– Да, верно. Слушай, мне нужно идти, встретиться с друзьями для проекта по учебе.

– Я тоже люблю тебя, Эли. Я правда рад, что у нас все хорошо.

– Я тоже, – сказала я.

После того как он повесил трубку, я легла на кровать и натянула на себя одеяло. Включила «Ромео и Джульетту». Ни с кем не разговаривала остаток вечера. Когда девчонки постучали в дверь, чтобы позвать на ужин, я не открыла.

18

Ник знал, что я несчастлива. Он не был глупым. Когда мы встречались, мы занимались сексом, но я перестала притворяться, что мне это нравится. Процесс стал ужасно молчаливым.

– Ты спишь?

Я уткнулась лицом в подушку.

– Нет.

Он остановился.

– Что не так?

Не так было то, что мне физически больно, а я устала от боли. Мне нравилась близость, как он говорит, что любит меня, и целует меня. Но сам секс? Переполнен болью.

– Ничего, я люблю тебя. Не останавливайся.

И он не останавливался.

Позже он провел пальцами по моей руке.

– Эй?

Я знала, он хочет поговорить об этом. Но усилия ради притворства – во время секса, для этой беседы, даже за ужином – это слишком.

– Отстань.

– Ты не любишь меня?

– Что? – я села. – Люблю, о чем ты…

– Ну, если ты больше не хочешь, чтобы я тебя трахал…

– Я не говорила этого, я вообще ничего не говорила.

Он встал с кровати.

– Ну так что с тобой не так тогда?

Мой самый темный, самый страшный секрет. Со мной что-то не так. Поэтому мне больно, поэтому я не испытываю оргазм, поэтому не наслаждаюсь процессом, как должна. Он не был девственником, как остальные мои парни, он знал, что делает. Проблема со мной. Но мне хотелось, чтобы он думал, что и с ним что-то не так.

– Ну, может, ты не так хорош, как думаешь, – сказала я вместо этого.

– Что, прости?

– Потому что ты толстый, – выпалила я и еще до того, как закончила фразу, поняла, как ужасно она звучит. Он стоял перед окном, его тело очерчивала луна. Он втянул живот.

– Да ты, черт возьми, шутишь, Эли.

Он не был на самом деле толстым. Хотя и не был в отменной форме. У него был небольшой животик, и я ни разу не видела, чтобы он занимался спортом. Но его тело не изменилось.

– Может, ты не такой сексуальный, как думаешь, – мои губы просто шевелились сами собой, но я знала, что такие слова непростительны. Я готова была сказать что угодно. Что угодно, лишь бы не то, что знаю, со мной что-то не так, я испорченная.

Он сел рядом со мной на кровать, его живот выпячивался над резинкой трусов.

– Прости, что не могу выглядеть так, как ты хочешь, – сказал он, ущемленно опустив плечи.

Я не ожидала такой реакции. Погладила его по спине.

– Ничего, глупости. Я люблю тебя. Я погорячилась.

– Мы можем просто лечь спать?

– Да, конечно, – и я свернулась калачиком рядом с ним. Моя рука на его животе, на его мягком пушке, как и в каждую ночь, когда мы вместе. Он убрал мою руку.

19

Я закончила семестр почти на все пятерки, лишь по итальянскому получила четверку с плюсом, ради которой все же очень старалась. Вернулась почти на месяц домой на каникулы. Носила кольцо, которое Ник подарил мне, крошечный бриллиант блестел каждый раз, когда я шевелила рукой. Ник сказал, мне не следует носить кольцо, но мне было плевать. Я ужасно хотела кому-нибудь все рассказать. Хотела, чтобы Ник кому-нибудь рассказал. Хотела, чтобы люди узнали.

– Ничего страшного уже не случится. Я уже окончила школу. Мне восемнадцать. Почему ты постоянно волнуешься из-за этого? – почти что закричала на него я однажды вечером во время каникул.

– Ты не понимаешь, Эли, никогда не понимала. Понятия не имеешь, чем я рискую каждый гребаный день ради любви к тебе, – сказал он, допивая второй коктейль Гумберта.

Я устала от того, что он постоянно говорит мне, что я знаю и что не знаю.

– Как хочешь. Я иду спать, – сказала я, оставив свой напиток на столе. – Очень устала.

Он сделал себе еще один коктейль. Я умылась холодной водой, зная, что мне нужно успокоиться. Я и правда устала. Устала от учебы. Устала от вранья. Устала от всех наших ссор. Чувствовала себя в ловушке в собственных губах, в его апартаментах, в этих секретах.

Я вернулась в гостиную.

– Ну в любом случае, думаю, моя сестра догадывается.

Слышала, как нож ударил по разделочной доске. Он резал лайм.

– Что? – холодно прозвучал его голос.

– Думаю, Лорен догадывается.

Он зашел в гостиную, когда я села на диван, вертя на пальце кольцо.

– Я ничего ей