Карачинская перед началом круиза по Беломорканалу отправили письмо своим коллегам по работе, которые предпочли отдых на даче, и упрекнули их за то, что они не решились на такое замечательное путешествие. Такое же воодушевление мы встречаем в письме из Крыма, в котором 10 человек описывали свою будущую поездку, города, которые они посетят, виды, которые им откроются[202]. В этих посланиях явственно ощущаются радостное возбуждение и предвкушение чуда, но важно то, что все они были отправлены до начала путешествия и описания брались преимущественно из путеводителей. Отчеты, направлявшиеся в туристические организации, свидетельствуют, что все проходило далеко не так гладко, как обещали путеводители и предвкушали участники поездок.

Советские туристы, страшась неведомого, ощущали такую же тревогу, как и многие туристы в наши дни [Koshar 2000: 8; Duda 2010:53; Kopper 2009]. Ударники с «Абхазии» покидали Ленинград под звуки духового оркестра, но испытывали беспокойство. Когда они садились в поезд до Ленинграда, многие жены и дети рабочих плакали, стоя на платформе, провожая их так, как будто они уезжали на фронт. Некоторые волновались из-за того, что их отсутствие поставит под угрозу выполнение пятилетнего плана – разве они не дезертируют, по сути, со своего рабочего места? [Корабль ударников 1931: 14–15].

Более ощутимое недовольство вызывала неспособность ОПТЭ и ТЭУ организовать туры должным образом. Особенно острые жалобы вызывали первые туры, назначенные после образования ОПТЭ в 1930 году. Причинами были организационные просчеты, низкая культура обслуживания, нарастающий продовольственный кризис после бедственной коллективизации. Члены группы № 278, завершив в июне 1930 года круиз по Волге, составили подробный список претензий. Проблемы начались сразу же. В путевках был указан маршрут «Москва – Нижний Новгород – Астрахань – Москва», но в столице путешественники обнаружили, что их довезут только до Саратова, далеко к северу от заявленного конечного пункта. Спросив об этом Холина, руководителя группы, они будто бы получили ответ: «Идите, куда хотите. Меня это не касается». Туристам сказали, что постельное белье не надо приносить с собой, но на пароходе его тоже не выдали. Сам Холин привез 11 комплектов белья – совершенно недостаточное количество для 30 человек. Культурная программа во время круиза также вызвала нарекания. На судне не оказалось ни библиотеки, ни настольных игр, ни информационных материалов относительно волжских видов и пятилетнего плана. При подходе к Самаре туристы спросили Холина, что они увидят, и услышали:

Смотреть в Самаре нечего. Но если сойдете на берег, обратите внимание на дома – коробки московского типа (это новые постройки). Обратите внимание также на грязь, которой в Самаре много. Музеев там два: антирелигиозный (занимает всего 2 комнаты) и музей местного края. Как и все музеи этого типа, он неинтересен.

После такого отзыва туристы сказали, что не хотят там задерживаться. Но главной проблемой было питание. Рацион включал лишь 300 граммов хлеба в день, блюда подавались поздно и медленно, к ним полагалось всего два стакана чая в день. Буфетчик утверждал, что его не предупредили о 30 туристах и он не запасся провизией в нужном количестве; Холин уверял, что средства, отпущенные ему на питание, ограничены. Капитан также не желал нести за это ответственность. В результате туристам пришлось покупать еду на собственные деньги, те же, у кого их не было, голодали. Четыре человека из-за этого сошли с парохода раньше времени – в Саратове – и отправились домой[203].

Еще одной группе так и не удалось сесть на выделенное для поездки судно. М. А. Шестаков написал в «Вечернюю Москву» о злосчастном круизе на борту «Байрам-Али» (1932). В путевке говорилось, что тот отходит из Нижнего Новгорода 24 июля, но дополнительных указаний не было, так что Шестаков и другие (всего в группе было 10 человек) нашли причал уже после его отплытия. Местные представители ОПТЭ предложили им нагнать «Байрам-Али» на почтовом судне, и незадачливые пассажиры послали на свой пароход телеграмму с просьбой подождать их в Казани, но по приезде туда не обнаружили его. Те, кто имел при себе деньги, продолжили попытки догнать пароход, остальные, утомившись от такого «преследования», решили вернуться. «Отдых» Шестакова, жаловался он, в результате состоял из шести бессонных ночей; пришлось потратить 70 рублей, и за все это время он лишь по одному разу получил горячий завтрак и обед. Разочарование испытал и корреспондент «Вечерней Москвы», решивший отправиться в круиз: сев на пароход «Декабрист», он спросил у официанта, какую рыбу тот может предложить. «Свинину или телятину», – ответил официант. «Как насчет осетрины?» – «Плавает в воде»[204]. В то время развернулась кампания за «культурное обслуживание», и советские туристы теоретически могли бы ожидать хороших манер от персонала ресторанов и буфетов как на отдыхе, так и у себя в городе. Но их сотрудники, судя по разным сообщениям, уделяли больше внимания своим делам, чем туристам.

В основных туристических местах дела шли лучше. Приезжие из Владивостока хвалили за внимательность обслуживающий персонал на ленинградской базе ОПТЭ (набережная реки Мойки) и еду в столовой, но хотели, чтобы последняя была ближе к базе, где, по их мнению, не хватало также парикмахерской. К 1932 году базы в Москве и Ленинграде, а также на Северном Кавказе в целом получали положительные оценки за обслуживание и питание. Вдалеке от этих туристических центров, однако, существование участников групповых туров отравляли прежние проблемы: плохое снабжение продуктами, клопы в постели, скученность на базах. Так, на черноморской базе «Зеленый мыс» туристы были настолько недовольны едой, что вернулись домой раньше срока, выкинув свои оплаченные путевки. А базу в Батуми окрестили «клоповником»[205].

Тот факт, что туристы посылали жалобы, а журнал ОПТЭ публиковал их, заставляет предположить, что советские туристы имели определенные ожидания относительно качества будущего отдыха. Более того, туристические организации учитывали эти ожидания, стараясь оправдать их – не всегда успешно. Книги жалоб получат широкое распространение уже в 1950-е и 1960-е годы, но и в 1930-х записи в них позволяли оценить спрос и предпочтения клиентов, давая представление о том, как видели «хорошую жизнь» советские туристы. После первого туристического сезона, прошедшего под эгидой ТЭУ, эта организация изучила отзывы, оставленные на турбазах. Лишь в немногих из них выражалось недовольство, и в ТЭУ заключили, что туристы в целом удовлетворены обслуживанием. В 1936 году 950 из 83 680 участников групповых туров прокомментировали качество экскурсий, 78 (8,3 %) сочли его недостаточным, жалуясь в основном на транспортные проблемы (поездка к месту сбора и обратно). О культурных мероприятиях отзывались далеко не так лестно. Соответствующие записи оставили 759