Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заслуживают быть отмеченными две поездки за границу, сделавшие такого рода путешествия еще более привлекательными в массовом сознании. Они также напоминают о том, что рост ксенофобии в связи с военной тревогой 1927 года и Шахтинским делом 1928 года – процессом «буржуазных саботажников» – не привел к немедленному прекращению выездов за рубеж[195]. В ноябре 1930 года 257 «лучших ударников» получили уникальное поощрение – месячную поездку вокруг Европы на борту только что построенной «Абхазии», совершавшей свой первый рейс из Ленинграда в Черное море, где ей предстояло служить в качестве экскурсионного судна [Корабль ударников 1931][196]. Эти сознательные и привилегированные путешественники должны были «увидеть собственными глазами» охваченный кризисом капиталистический Запад, а также обменяться практическим опытом с зарубежными рабочими. Ударники делали подробные записи обо всем, что попадалось им на глаза: практически бездействующий судостроительный завод в Гамбурге, жилые кварталы Гамбурга, Неаполя, Стамбула, – позднее ставшие основой для книги. Поездка обильно освещалась в ежедневных газетах и туристических изданиях. Туристов сопровождал кинооператор, который снял документальный фильм на девятимиллиметровую пленку, уделив особое внимание видимым проявлениям краха немецкой и итальянской экономик: трущобам, окнам магазинов с объявлениями о скидках. В июле 1931 года был организован второй такой же круиз на только что сошедшей со стапелей «Украине». Ударники посетили Гамбург, Англию и Италию. Программа была похожей: заводы («Метрополитен-Виккерс» в Манчестере, «Фиат» в Турине), городские кварталы (включая, опять же, район красных фонарей в Гамбурге), туристические достопримечательности (Индийский музей и оставленную без должного ухода могилу Карла Маркса в Лондоне), отели в курортных городах Рапалло и Портофино[197].
Открывшиеся после этих круизов перспективы, связанные с заграничными поездками, в 1930-е годы не получили развития. В 1932 году ОПТЭ утвердило план «отпускных» круизов по Балтике без заходов в зарубежные порты, но нет свидетельств того, что он был реализован. Единственным окном в космополитический мир туризма для советских граждан стали подробные и регулярные обзоры зарубежных направлений в журнале «На суше и на море»: Мадагаскар, Амазонка, Аляска, Париж, Лурд, Швейцарские Альпы, Чикаго…[198] При исключительном везении можно было выиграть поездку за рубеж в лотерею, которую организовывал Осоавиахим. К примеру, слесарь Фокин в 1934 году выиграл кругосветное путешествие и посылал в «Вечернюю Москву» письма, рассказывая о своих впечатлениях от Европы и США[199]. Годом позже инженер Охрамчук, купивший однорублевый лотерейный билет, отправился в 80-дневный тур по Европе и объездил Францию, Германию и Англию. Как и туристы с «Абхазии», он «ознакомился с достижениями европейской техники», а в свободное время посещал музеи и прочие достопримечательности западных столиц. В том же году группа яхтсменов отправилась в Швецию через Хельсинки и Копенгаген («Финская столица значительно грязнее Ленинграда 1926 г.», – делились они впечатлениями). Мы знаем, что яхтсмены по возвращении были допрошены, как вероятно, Фокин, Охрамчук и другие участники заграничных поездок: последние являлись источником знаний, которые распространялись публично и в частном порядке, но в то же время вызывали все большее подозрение[200].
Отчеты о путешествиях в другие страны с 1935 года исчезли из публичного доступа, и принятый в ноябре 1937 года устав ТЭУ уже не упоминал о таких поездках. В конце 1930-х годов советская политика в отношении пересечения границ отражала скорее страх перед проникновением зарубежных агентов, чем надежды на распространение социалистических идей в других странах. «Интурист» продолжал принимать иностранных туристов и привозимую ими твердую валюту, но их число снизилось с 25 000 в 1936 году (максимальное годовое значение для межвоенного времени) до 14 000 в 1937-м и 7500 в 1939-м и 1940-м [Salmon 2008: 103; Heeke 2003: 48][201]. Объем культурного и дипломатического взаимодействия также уменьшился в атмосфере нараставшей ксенофобии, которая подпитывалась арестами и политическими процессами. Во второй половине 1930-х годов количество средств, выделяемых на туризм, продолжало расти, но последний окончательно свелся к внутреннему туризму. Путешествия за границу сделались предметом беспочвенных мечтаний или тайной привилегией – вплоть до середины 1950-х годов.
Плохое путешествие: восприятие групповых туров
В брошюрах туристических организаций и разнообразных иллюстративных материалах групповые туры представали стильным и комфортным времяпровождением, включавшим осмотр достопримечательностей, образовательную программу и отдых как таковой. Длинные описания таких туров обещали необычайно привлекательные, хорошо спланированные путешествия. Рассказов участников за 1930-е годы почти не сохранилось, но туристические компании отслеживали поступавшие жалобы: последние позволяют сравнить ожидания с реальностью.
Официально дело представлялось так, будто все туристы прекрасно провели время – как и те счастливые пациенты, что писали в газеты своих городов и предприятий, делясь впечатлениями о санаториях и домах отдыха. В одном из номеров заводской многотиражки «Скороход» за 1936 год Паня Федорова, работница фабрики, рассказывала об отдыхе на Кавказе, упомянув также о пребывании в Москве, где она видела Мавзолей В. И. Ленина, метро, Парк культуры и отдыха имени Горького (хотя в Москве ей пришлось задержаться из-за нехватки билетов на поезда в Сочи). Путешествие на юг оказалось «веселым»: из Сочи ее группа должна была долго ехать автобусом до Красной Поляны, расположенной высоко над уровнем моря, и там начать пеший спуск до Сухуми. Еще одна группа посылала привет с дороги (опять же, рассказывая о Москве), собираясь пройти 126 километров по перевалам и ущельям Кавказа. «Кругом такая красота, что просто и не описать в письме. <…> Кругозор наш, конечно, увеличился в несколько раз». Ваня Макаров и Аня