– У него есть двенадцать дыханий, чтобы встать, – сообщил Бывалый Удуаку, перекрикивая толпу. – Или… ты можешь его добить.

– Он добит, – ответил здоровяк.

Тау остался без оружия, весь избитый. У него не было сил, не было никаких шансов победить мужчину, нависшего над ним. Ему было суждено проиграть, и хотелось только лежать в этой крови, песке и позоре. Хотелось только лежать и умереть.

Удуак склонился над ним.

– Девять, – прорычал он, плюя Тау в лицо, прежде чем отвернуться и победоносно вскинуть руки.

К щеке и шее Тау пристал плотный комок слизи. Он не стал его смахивать, когда встал. И не стал смахивать, когда ринулся на Удуака и вцепился в него.

Здоровяк взвизгнул, когда они повалились на землю. Они перекатились раз – Тау оказался сверху и осыпал градом ударов. Меч и щит Удуака были при нем, но в лежачем положении, в таком ближнем бою, они служили скорее помехой, чем могли помочь.

– Нсику! – выругался Тау Удуаку в лицо. – Нсику! Нсику!

Удуаку нужно было высвободить руку, чтобы побороть Тау, но он не мог убрать щит. Поэтому великан бросил меч и освободившейся рукой схватил Тау за голову. Затем сжал ее и отшвырнул Тау, словно малого ребенка.

Тау приземлился рядом с огромным мечом, поднял его и встал перед Удуаком, у которого остался только его щит. Толпа замерла в молчании.

Удуак уставился на Тау так, словно тот был единственным живым существом на свете.

– Я тебя сейчас убью.

Тау было тяжело держать такой большой меч, и он не нашелся с ответом. Поэтому пошел в атаку. Удуак отвел щит в сторону, предлагая идеальную цель, и Тау ударил его мечом точно в грудь.

Удуак принял удар, схватил Тау за правое запястье – той руки, в которой он держал меч, – и притянул Тау к себе. Если бы клинки были неприкрыты, острые, как настоящие лезвия, – Удуак бы уже погиб. Но клинок не был острым. Он не был неприкрыт. И, конечно, не убил Удуака. Он впился ему в гамбезон, войдя в плоть на целый палец, но Удуак, не выпуская запястья Тау, отбросил оружие.

– Очко! – проверещал Бывалый. – Это очко!

Пока Тау вырывался, Удуак занес свой бронзовый щит в воздухе, стараясь повернуть к нему краем. Тау выпучил глаза, по телу пробежал страх. Он боролся в хватке Удуака, но с таким же успехом можно было пытаться сдвинуть гору. Удуак обрушил свой щит, и Тау закричал еще до того, как тот врезался ему в запястье. А потом закричал еще громче, когда раздробились кости.

Удуак отпустил его, и Тау припал к земле, вцепившись в искалеченную руку. Удуак снова занес щит, теперь целясь Тау в грудь.

– Девять! – проревел Удуак, но Тау не слышал его – он слышал только свою боль.

– Две сотни! Две сотни! Поединок окончен! – прокричал Бывалый, ковыляя к ним изо всех сил на одной ноге и костылях.

Удуак неверяще повернулся к Бывалому, потом снова посмотрел на Тау. Он скривил губы, обнажил зубы, мышцы на руках напряглись от желания впиться в грудь Тау.

– Убьешь его – и будешь исключен! – воскликнул Бывалый.

Удуак разочарованно закричал, отбросил меч в сторону и стукнул Тау ботинком по голове, лишив его сознания.

Тау очнулся на соломенном тюфяке. Была ночь, он лежал в большой комнате, где стояло еще несколько кроватей. В висках стучало, на запястье наложена шина. Когда он простонал, к нему приблизились две тени.

– Где я? – спросил Тау. Горло было сухим, как глаза мертвеца.

– В казарме Ихаше в Кигамбе, – ответил меньший из двух скрытых в тени мужчин. Судя по акценту, он был из касты Высших Правителей. – Нас приняли как посвященных, хотя третьего дня испытаний еще не было.

– Приняли? – переспросил Тау.

– Да, ты правильно спрашиваешь. – Меньший выступил на свет. Он был чуть выше Тау, подтянутым, жилистым и, что нетипично для Меньших, с зелеными глазами. – Меня зовут Хадит, я выиграл десять поединков. А его ты знаешь.

Второй, много крупнее его, тоже вышел на свет. Это был Удуак. Выглядел он так, словно желал завершить начатое в боевом кругу.

– Удуак выбил из тебя все дерьмо, – заметил Хадит. – Потом выиграл еще поединок, а за ним следующий. У него тоже десять побед… и ничья. Поэтому твой случай странный. – Хадит постучал пальцем по нижней губе. – У меня десять побед. У Удуака десять. А у тебя? У тебя пять побед, ничья и сломанная рука. И все же мы все – посвященные Ихаше. Богиня сеет и жнет, пока смертные мечтают, верно?

– Вода есть? – спросил Тау, стараясь, чтобы это не прозвучало мольбой.

– Мы отправимся в Южную Исиколо, как только закончатся состязания, – сообщил ему Хадит. – Удуак боится, что его оставят здесь. Умквондиси сказал, что, если ты умрешь, Удуак потеряет свое место. Он присматривал за тобой, как беспокойная мамочка.

Удуак таращился на Тау, сжимая и разжимая кулаки. Тау старался выдержать его взгляд, но от этого становилось больно.

– Воды? – снова спросил он, но теперь это была мольба.

– Попроси Удуака, – сказал Хадит. – Это ему нужно, чтобы ты остался в живых.

Хадит ушел, а Удуак рыкнул, снова ускользнув в тень. Он явно не сомневался, что Тау выживет и без воды. Тау закрыл глаза и постарался потерять сознание, лишь бы скрыться от боли в запястье. Он не думал, что сумеет уснуть, но когда открыл глаза, было уже утро.

Перед ним стоял умквондиси Джавьед Айим, с едой и водой. Тау, еще в объятиях сна, с настолько пересохшим горлом, что не мог говорить, потянулся сломанной рукой за водой. И от боли тотчас проснулся.

– За день не заживет, – сказал Джавьед. – В остальном ты как?

– Пить хочется, – сказал Тау, глядя на умквондиси, пока тот помогал ему пить.

Довольно высокий для Меньшего, Джавьед был весьма мускулистым, хотя и не шел ни в какое сравнение с Удуаком. Широкоплечий, он сидел с прямой спиной, и хотя у него были темные радужки, глаза его, казалось, сияли. Он излучал силу и, каким-то образом, некую мягкость. Может, это из-за его рта, думал Тау. Он выглядел как человек, который много улыбался.

– Я принял тебя в Ихаше Исиколо, – сообщил ему Джавьед. – Может, я и ошибся, но я редко бываю удивлен, а вчера ты меня удивил. Мы, омехи, – воины, и даже среди нас лишь немногие обладают твоей… решимостью.

Джавьед помог Тау сделать еще глоток. Тау прокашлялся и отпил еще, и Джавьед продолжил:

– Не будь мир так жесток, эта решимость возместила бы всю пропасть в мастерстве между тобой и Удуаком. Но этот мир не такой.

– Наверное, не такой, – отозвался Тау, не зная, что еще сказать.