Низший Мирянин вскрикнул и уронил меч, Тау ударил мечом его в живот. Противник согнулся пополам, упал на землю и свернулся в клубок. Тау отступил, ожидая, что Бывалый объявит конец поединка.

– Еще только двенадцать, – сообщил Бывалый, понуждая Тау добить лежачего.

Тау не двинулся, и Низший Мирянин, хрипя, поднялся на колени и пополз за мечом.

– Он поднимется, и поединок будет длиться до двухсот, – предупредил Бывалый.

– Ну и пусть длится, – сказал Тау.

Низший Мирянин добрался до меча, обхватил рукоять, посмотрел на Тау. И, должно быть, что-то увидел. Он остался в грязи.

– Победитель – пять тысяч сороковой, – прокричал Бывалый.

Низший Мирянин отпустил рукоять, все еще глядя на Тау, и по его широкому лицу расползался стыд. Теперь он должен был стать Ихагу или Батраком. Тау знал это, но был слишком опустошен, чтобы испытать сочувствие, поэтому просто вышел из круга, чтобы найти воды.

Прошел целый солнечный промежуток, прежде чем Тау позвали снова. Его противником оказался Высший Жнец в гамбезоне. Жалкий ублюдок взмолился о Богиньей милости уже после двух ударов.

Четвертый поединок Тау стал настоящей войной, продолжавшейся все две сотни дыханий. Тау и его соперник к концу были залиты потом, и Тау давно потерял счет очкам. Он чуть не плакал, когда Бывалый поднял его руку, объявляя победителем.

Борясь со слезами и усталостью, он вывалился из круга и рухнул на землю. Он знал: если его вызовут еще на один поединок, он проиграет. Он то лежал, то вставал, со страхом ожидая, когда назовут его номер. Но этого так и не произошло, и когда солнце вернулось к земле, Тау услышал бронзовый гонг, возвещавший окончание первого дня испытаний.

Он продержался. Сразился в четырех поединках и все выиграл, хотя первый и получился самым опасным. Рябой Правитель по праву должен был находиться на его месте.

Тау хотел снять с себя гамбезон, но не смог поднять руки. Тогда он сбросил пропитанную потом набивку и поплелся прочь. Нужно было найти какой-нибудь еды и устроиться на ночлег. Следующий день должен быть труднее. Все, кто там будет, тоже выдержали день первый.

Второй день выдался жарче. Тау мало спал и совсем не ел. Мышцы у него болели, голова стучала от того удара, что он получил в первый день, а из-за неослабевающей судороги в ноге он был вынужден прихрамывать. Круг Героев был так же забит людом, как накануне. Выбывшие участники сменились зрителями, которые явились посмотреть на «настоящих» воинов. Умквондиси из Северной и Южной Исиколо тоже пришли – искать таланты. Тау заметил Джавьеда и, вспомнив слова Джабари, решил во что бы то ни стало произвести на него впечатление. Он надеялся, что бывший член Совета Стражи увидит его в бою.

– Пять тысяч сороковой!

Тау вошел в боевой круг, но то, что он там увидел, ему не понравилось. Перед ним стоял коренастый мужчина с голой грудью и без щита. На руках, спине и груди у него виднелись следы от ударов, полученных накануне. Он оглядывал Тау сверху вниз, но ничего не говорил. Тау отшвырнул щит за пределы круга – но не в бестолковом стремлении к честности. Он все равно ненавидел драться с этими проклятыми штуковинами.

– В бой! – приказал Бывалый, и они начали.

Полуголый противник не спешил, поэтому Тау сам пошел в быструю атаку, желая закончить бой поскорее. Полуголый оказался быстрее. Сначала он отбил первые два удара Тау, а потом попытался уколоть Тау в живот. Тот парировал, и их мечи скрестились. Коренастый шагнул вперед, схватил Тау за запястье руки, в которой он держал меч, и вывернул его. Тау зеркально отразил это движение, и они, сцепившись, споткнулись и упали в грязь. Далее – схватка, падение меча, удар головой, ругательство, поднятие меча и крепкий пинок, после чего оба снова поднялись и стали кружить друг перед другом.

У Тау заплывал левый глаз, а рваный порез, оставленный Леканом, закровоточил. Голова противника, которой он заехал Тау в лицо, была твердой как камень. Но теперь коренастый по крайней мере не был так уж быстр. Тау со всей силы пнул его в бедро, и полуголый бугай был вынужден ступать осторожно.

Тау поднял меч параллельно земле и нацелил противнику в грудь. Здоровяк ударил его своим клинком, пытаясь отвлечь внимание Тау бессмысленным движением, планируя в это время следующую атаку. Но Тау не предоставил ему такой возможности.

Он двинулся вперед, выставив меч острием вперед и пронзая воздух, словно кусок ткани иголкой. Противник отскочил назад, Тау преследовал его, ведя к границе боевого круга. Когда отступать стало некуда, бой на мечах начался всерьез.

Бугай провопил что-то неразборчивое и бросился в атаку. Тау, оскалившись, пошел на него. Клинки схлестнулись; они сменили позиции, замахнулись друг на друга – блок, ответный выпад, каждый искал малейшее преимущество, малейшую возможность нанести чистый удар.

Бугай крепко стукнул Тау по предплечью, Тау заехал ему в поясницу, и противник, ушибленный, отступил, наклонившись вперед. Тау продолжил наступать, обрушившись на него, и вынудил здоровяка опуститься на колени.

Тау нашел преимущество, но поединок отнял много сил. Он был изнурен и едва чувствовал свои ноги. С этим нужно было кончать, и Тау, взревев, принялся колотить преклонившего колени противника, словно гвоздь забивал. Бах, бах, бах!

Меч выпал у бугая из руки. Бах, бах, бах! Тау не останавливался. Он лупил по рукам и плечам врага, дубасил его по груди. Здоровяк упал, но Тау продолжал его избивать, пока крики Бывалого не донеслись до него сквозь шум в ушах.

– Победа! Победа! Поединок окончен! Поединок окончен! – закричал тот.

Тау отступил. Полуголый хныкал, будто новорожденный. Пять, подумал Тау. Еще пять побед, и он обеспечит себе место среди Ихаше.

Ему хотелось смеяться, но у него не было на это сил. Он только сейчас понял шутку, которая позабавила улыбающегося Ихаше, объяснявшего правила накануне. Тау не мог выиграть все десять боев. Едва ли он был способен выиграть еще хотя бы один.

Он подошел к ближайшему ведру, сложил ладони лодочкой и стал пить, капая в воду кровью из пореза на лице.

– Пять тысяч сороковой! – прокричал голос через несколько боевых кругов от него. – Пять тысяч сороковой.

Тау посмотрел в ту сторону и увидел Бывалого и новый круг. Он мог уйти. Ведь он так устал. Он мог уйти.

– Пять тысяч сороковой!

Тау отошел от окровавленного ведра и направился к кругу. Там стоял огромный Низший Мирянин, который в первый день избивал своего соперника.

– Удуак, – проговорил здоровяк, тыча толстым пальцем себя в грудь.

Тау поднял голову на ласковое лицо с густыми бровями.

– Тау, – проговорил он.

Великан покачал головой.

– Девять, – произнес он, указывая на грудь Тау.