– Странно, они ведь недавно сделали у меня заказ на саженцы и цветочные луковицы. Я их везла сюда из самого Ярроу. Ты уверен, что они переехали?

Он переступил с ноги на ногу.

– Мне пора.

Он пошел дальше, мимо нее, стараясь не встречаться с ней взглядом. Если она заглянет ему в глаза, то прочтет в них правду. Люди прекрасно понимали, когда Таво лгал. Это читалось по его глазам, по лицу или еще как-то, но главное, что его всегда разоблачали. Он ждал, что сейчас она задаст вопрос, окликнет его, даст ему понять, что ей все известно. Но она только покачала головой и пожала плечами.

Таво просто прошел мимо старухи, но уже в следующий миг вспомнил, что она помогла ему. Он обернулся.

– Спасибо, что заступились за меня, – сказал он, опустив глаза, и почти сразу же опять отвернулся.

– Не показывай ему спину! – крикнула старуха. – Он из тех, кто ничего не забывает. Будь осторожен.

Таво помахал ей в ответ и пошел своей дорогой.

***

Той ночью он спал под открытым небом, на сенокосе, на котором уже сложили большие круглые скирды, перевязанные веревками, и оставили сохнуть. Погода в это время года была теплая и сухая, и даже небольшой дождь не мог причинить сену никакого вреда. Стога выглядели совсем свежими. Возможно, фермер хотел собрать их и отвезти на рынок к концу недели. Той ночью Таво свернулся калачиком у одного из них, укрывшись от ветра.

К этому моменту к нему уже присоединился Флюкен, как Таво и предполагал. Флюкен появился сразу после того, как Таво остановился у стога сена: казалось, он вышел из ниоткуда, как и всегда. Правда, он немного опоздал, но Таво все равно обрадовался ему. Флюкен оставался ему верен, в отличие от многих других. Не важно, что он редко говорил. Таво все равно знал, о чем тот думает, потому что они были очень похожи. Близким друзьям не нужны разговоры. Они просто должны быть рядом.

Спать они легли вместе. Таво завернулся в дорожный плащ, надетый на голое тело. Он снял одежду и смыл кровь в ручье, который перешел раньше. Он бы с радостью оставил кровавые пятна как своего рода знак достигнутого, как подтверждение независимости и свершившегося возмездия, но понимал, что они обязательно привлекут внимание. Кровь всегда привлекает внимание. А он этого не хотел. Он хотел оставаться невидимым до того самого момента, как встретится с Таршей.

Пока одежда сохла, брошенная на стог сена, под которым лежал Таво, юноша смотрел на звезды и боролся со сном. Сны никогда не приносили ему облегчения. Сны его преследовали: это были ужасные видения, вызванные к жизни проклятием, жившим внутри него; мрачные кошмары, не дававшие ему покоя. Его сны населяли искривленные, изломанные призраки; они несли в себе резкие, переосмысленные воспоминания о том, как ему приходилось уступать своим демонам и использовать свою магию, чтобы спасти себя. Все смерти и увечья, нанесенные им, вставали перед его внутренним взором в новом, еще более ужасном виде. Таво словно разрывало изнутри, и никакая уверенность в себе не могла освободить его от их крепкой хватки.

Но когда он начинал разглядывать звезды, ему удавалось перехитрить сны и своих внутренних демонов. Он мог вообразить другие миры и другие жизни, и представить себя в этих мирах и жизнях, и заставить их казаться реальными. Обычно это длилось недолго, но даже нескольких коротких мгновений хватало, чтобы принести ему облегчение. Разумеется, он не мог обратиться к магии, чтобы продлить такие мгновения. А Тарша могла. Ее магия была надежной и безопасной. Магия позволяла ей творить, не беспокоясь о том, что все сотворенное окажется сломленным и безжизненным. Своей песней сестра могла вызвать к жизни все, что угодно, и сделать свое творение настолько приятным, что оно несло утешение всем и каждому.

А Таво так не умел. Он не мог сотворить ничего, что в результате не стало бы внушать ужас. Он пытался. Вновь и вновь. Но результаты его усилий всегда словно издевались над ним: это были жестокие, пугающие пародии на его намерения. Поэтому он больше не пытался создать то, что так легко создавала Тарша и что должно было понравиться людям, ибо знал, что итогом его усилий будет нечто, что заставляет окружающих смотреть на него с отвращением и ужасом. Он скрывал свои магические способности, тщательно прятал их. Не использовал магию почти целый год. Ни одного раза.

Пока дядя не пришел к нему лишний раз.

Пока он не вернулся домой и не понял, что сестра ушла.

Пока не понял, что ему пора оставить надежду.

Таво все еще думал об этом, когда его веки опустились и сон наконец овладел им. Это был не добрый и нежный сон, потому что такие сны никогда к нему не приходили. Сон этот был достаточно хорошо знакóм юноше, но в плохом смысле. На него быстро навалились кошмары, замелькали перед глазами все трагедии, вызванные его магией, и все люди, заплатившие по счетам. Теперь к ним присоединился образ Тарши, сбежавшей из Бекинг-Фелл, исчезнувшей во мраке, – хитрая и осторожная тень, удаляющаяся от собственного брата, простое присутствие которого вызывало у нее отторжение. Он стоял и смотрел, как она уходит. Он находился достаточно близко, чтобы она видела его – так же ясно, как он видел ее.

– До свидания, братец, – сказала Тарша, поворачиваясь к нему. – Ищи свой путь в этом мире, а я буду искать свой. Но мы не можем идти вместе. Ты не такой, как я, и никогда не будешь таким. Ты должен идти один.

Он вцепился в нее, но она, рассмеявшись, выскользнула из его рук. Рассмеявшись так, как будто не видела ничего забавнее, чем брат, пытающийся удержать ее.

Спустя мгновение он проснулся и понял, что сражается наяву, – но не с сестрой.

– Тихо, малыш! – прошипел незнакомец ему в ухо. – Я просто сломаю тебе несколько бесполезных косточек! Всего парочку, чтобы наказать за неуважение!

На него навалился Малыш Малк, который каким-то образом выследил его и явно намеревался исполнить свою угрозу и побить его. Таво попытался что-то сказать, но ему так плотно заклеили рот, что он не смог произнести ни слова. А раз он не мог говорить, то не мог и применить магию, чтобы защитить себя.

Флюкен исчез. Обращаться за помощью было не к кому.

Сильный удар по голове мгновенно заставил Таво прекратить сопротивляться.

– Так-то лучше, правда? – продолжал насмехаться Малк, устраиваясь поудобнее. – Думаю, такой смазливый мальчик может принести кое-какую пользу. Побои могут и подождать часок-другой, верно?

В ответ Таво стал вырываться изо всех сил, отчаянно надеясь сбежать. Он чувствовал, как утекают силы и как растет страх. Он не сумеет одержать верх над врагом, ему просто не хватит сил и сноровки. Магия никак не желала приходить на помощь своему хозяину, хотя он громко мычал заклеенным ртом.

Малк уже разорвал на Таво плащ и теперь поворачивал свою жертву на живот, вжимал юношу лицом в траву. В нос ему ударил запах земли и растений, травинки щекотали кожу. Какая грубая поверхность. Каменистая, твердая, высохшая от недостатка влаги. Неожиданно перед Таво забрезжил лучик надежды. Он стал сильно тереться лицом о землю, пытаясь сорвать с губ ленту. Он не обращал внимания на боль, пронзившую его, когда на коже появились первые царапины. Не обращал внимания и на то, что делал навалившийся на него Малк.