– Если это так, каким образом он заражает людей? – спросила Салли.

– Не знаю. Может, эта история о Самаэле – правда. Может, он служит тёмным силам. Может быть, он просто понимает, как на самом деле работает чума. В любом случае если Мельхиор распространяет болезнь, то Гален – самая большая для него угроза. Единственная угроза, вообще-то. Если Гален умрёт, люди не получат лекарство. И не останется никого, кто мог бы встать на пути Мельхиора.

– Но… Зачем Мельхиору это делать? – сказал Том. – С чего кому-то пытаться заразить город чумой?

– Я тоже этого не понимаю, – отозвался я. – Но думаю, нам следует это узнать.

В тот день было уже слишком поздно что-то предпринимать, и нам пришлось подождать до завтра. Предстояла ещё одна беспокойная ночь. Том пошёл домой. Салли уверяла, что рёбра уже не болят, но я понимал, что она просто пытается вернуть мой тюфяк, и уговорил девушку оставить его себе.

Салли слишком устала, чтобы спорить. Она улеглась, напевая какую-то мелодию, но мало-помалу затихла, и тишину нарушали только её ровное дыхание и потрескивание огня.

Моя бессонница тоже отступила, и я уплыл в дремоту. Мне снились наши птицы. Мы с мастером Бенедиктом кормили их с рук, наблюдая, как они глотают крохотные свитки обгоревшего пергамента, исписанные разрозненными буквами.

– Они дадут нам ответ, учитель? – спросил я. – Мне нужно найти ваше сокровище.

– Ты уже знаешь, где оно, – ответил он, – просто не можешь в это поверить.

Он протянул мне свитки. Я взял половину с его ладони и тут понял, что превратился в голубя. Необычность этого сна разбудила меня. Бриджит, прикорнувшая рядом, шелестела перьями и сонно ворковала.

Я ощутил лёгкое разочарование. Я любил, когда учитель навещал меня во снах, но на сей раз я был голубем и даже никуда не слетал. Тем не менее воспоминание о сне царапало меня. Он не давал мне покоя, и я, хотя очень вымотался, никак не мог вновь уснуть.

Некоторое время я ворочался с боку на бок, а потом сдался. Я встал и немного поразмыслил над обрывками свитка Мельхиора, но из-за усталости мозг отказывался работать; ароматный дым из камина и завораживающее мерцание пламени в лампе возле меня мешали толком сосредоточиться. Да и по правде сказать, свиток Мельхиора был не тем, чем я на самом деле хотел заняться. Я стремился найти сокровище мастера Бенедикта. Сперва я планировал подождать, пока вернётся Том, и сделать это вместе с ним, но теперь решил больше не откладывать.

Я взял сонную Бриджит, схватил фонарь и небольшую лопатку из мастерской и поднялся на крышу. Бриджит, казалось, была рада вернуться в голубятню: она слетела с моего плеча, приземлилась на свой старый насест в задней части клетки и спрятала клюв в солому. Я же, взяв лопату, принялся за работу – начал счищать грязь, которая покрывала пол клетки, пока не докопался до черепицы под ней. Я поскрёб кончиком лопаты щели между плитками, ожидая, что одна из них приподнимется, но все они, плотно пригнанные, сидели на своих местах.

Я присел, водя пальцем по щелям. Насколько я мог судить, раствор между плитками не трогали. На вид он был десятилетней давности – такой же старый и потрескавшийся, как и везде на крыше. Сперва я было решил всё равно вытащить черепицу, но по словам Исаака выходило, что мастер Бенедикт спрятал сокровище уже после того, как на него начал охотиться культ Архангела – в начале этого года. Значит, оно не могло быть под голубятней. Мой ответ на загадку оказался неверным. И в этом тоже был смысл.

Удручённый, я бросил лопатку на кучу грязи и оставил её там. Бриджит снова села ко мне на плечо. Я прижал её к себе и погладил по перьям.

– Что мне теперь делать? – спросил я.

Она заворковала.

– Сон закончился, Бриджит. И я забыл голубиный язык.

…Но ты уже знаешь, где находится клад. Вот что сказал учитель в моём сне. В его письме говорилось то же самое. Ты не найдёшь его, пока не поймёшь кое-что чрезвычайно важное. «Не ищи, – подумал я. – Сперва пойми».

Так что же я должен понять? Что я уже знал?

Я задумался.

Мастер Бенедикт оставил мне эту аптеку, этот дом. Сокровище спрятано где-то внутри. Это связано с птицами, за которыми я ухаживал. Мастер Бенедикт пришёл в мой сон, и во сне я превратился в птицу.

Я вытащил из пояса записку учителя и перечитал её.

«Птица находит сокровище», – написано здесь. А это сокровище предназначено для меня. Учитель оставил его именно мне. Итак, я был птицей. Я пришёл сюда искать его, потому что здесь, в голубятне, было жилище наших птиц. А моё место… моё место в лавке.

Когда-то я был сиротой – одиноким и никому не нужным. Я понятия не имел, куда податься, что делать и как сложится моя жизнь. Я нашёл своё место лишь тогда, когда мастер Бенедикт выбрал меня – после экзамена. Под его руководством я стал учеником аптекаря. Его учеником. До того как я встретил учителя, я даже не знал, что существует подобный мир. Теперь же мне не нужно было ничего иного. Лавка, мастерская… моя жизнь здесь, в Блэкторне. Здесь моё место. Значит, сокровище будет у меня под ногами. То есть… под полом?

Я нахмурился. Последние три года я каждый божий день топтал эти изношенные старые половицы и постоянно скоблил их. Я знал каждую царапину, щель и трещину. Если бы мастер Бенедикт поднимал или вытаскивал какую-нибудь доску, я бы это заметил. Так как же он мог спрятать что-нибудь у меня под ногами? Он должен был забраться под…

Сердце заколотилось.

«…Спрятанное под её ногами. Не дай ему пропасть впустую».

Подпол. Пространство, которое мастер Бенедикт хотел переделать в настоящий погреб, но у него так и не дошли руки. Я ринулся вниз по лестнице. Посадив Бриджит на одну из полупустых полок в кладовке, я откатил в угол купленный на рынке бочонок эля и потянул за кольцо в полу. Крышка люка поднялась, открывая тёмное пространство внизу. Я взял фонарь. Под полом было не так уж много места – не больше трёх футов. Ледник располагался сбоку от люка, обложенный кирпичами, которые помогали удерживать холод. Остальная часть подпола действительно «пропадала впустую» – только земляной пол. Здесь пахло суслом и спёртым воздухом. Среди широких балок и кирпичных опор лежало всего несколько предметов, которые мой учитель разместил здесь – в основном старое оборудование, которое он не хотел выбрасывать из сентиментальности: аппаратура, которую он использовал, когда был учеником, – и тому подобное.

Здесь, под землёй, было прохладнее, но даже в летнюю жару тут стояла неуютная сырость. Потея, я на четвереньках пополз вперёд. Я рассматривал земляной пол, размышляя, не закопал ли учитель своё сокровище, ведь сказано же, что оно спрятано под ногами.

Впрочем, если бы мастер Бенедикт – или вор – что-то копал, это было бы сразу заметно. Но земля выглядела нетронутой. Повсюду стояли сложенные из кирпичей опорные столбики. Я подносил к ним фонарь, разглядывая каждый кирпич и разыскивая какую-нибудь отметку – знак, который послужил бы подсказкой.