– Думаю… это оказалось слишком трудно для тебя?

Она смогла только молча кивнуть.

Ему хотелось кричать от боли, плакать, разбить все, что было в пределах его досягаемости, но он ничего этого не сделал, он знал, что тогда Камилле будет еще труднее.

Уронив голову на руки, он заговорил:

– Боже мой, как я люблю тебя! Как я буду жить без тебя, зная, что ни через несколько часов, ни через несколько дней не услышу твой голос, не буду гладить твою кожу? Как мне теперь жить… – повторял он.

Стивен не мог видеть лицо Камиллы, видеть, как судорожно сжалось ее горло, сдерживая рыдание, как безостановочно текут слезы по ее щекам. Не в силах больше сдерживаться, она подошла к нему и обвила его голову руками. Он уткнулся лицом ей в грудь и обнял за талию. Они больше не говорили, только плакали; плакали, как дети, потерявшиеся в дюнах на берегу океана.

Они знали, что это их последнее объятие, больше не будет этого ощущения тепла другого.

Платформы были почти безлюдны, только запоздалые пассажиры и всегдашние бездомные немного оживляли огромное здание вокзала. На другом конце запустили уборочные машины, которые начали всасывать и сбрызгивать водой всё, что попадалось им на пути. Гул машин приближался, перекрывая приглушенные рыдания бывших любовников.

Они стояли так еще несколько минут и не произносили ни слова. Да и что могли они сказать друг другу? Никакие слова были не в силах смягчить боль Стивена и угрызения совести Камиллы.

Разорвав объятия, они еще мгновение держали друг друга за руки, но вот и они разжались и бессильно упали. Камилла в последний раз виновато улыбнулась Стивену, но он слишком любил ее, чтобы чувствовать гнев.

Каждый пошел в свою сторону, к своей прошлой жизни.

На следующий день Стивен снова откроет свои «зеленые лотки» и магазин «Слова и словесность», а Камилла, пусть и с меньшей энергией, снова будет защищать в суде очередного клиента.

Их по-прежнему будет разделять только мост Нотр-Дам на острове Сите.

Глава 17

Сердце под анестезией

Сердце под анестезией бьется медленно, ритмично и без сбоев, заставляя забыть о своем существовании. Оно слишком много страдало, чтобы ожить, и способно лишь контролировать выживание бесчувственного тела, лишенного желаний.

Утратив надежду, сердце избегает радости и грусти, погружаясь в долгую агонию жизненной рутины.

* * *

– Папа, смотри, я хочу вот эту!

– Ну, слава богу, все-таки ты ее нашел! – со вздохом облегчения воскликнул Ришар.

– Йес! Это супер!

Люк наконец-то держал в руках коробку с видеоигрой, которую искал уже две недели. «Галери Лафайет» на бульваре Осман, переполненная в этот первый день рождественских праздников, напоминала улей, где каждый пытался отыскать что-нибудь особенное, что можно положить под елочку.

Семья Мабрек, чтобы не терять даром время, разделилась на две группы: мужчины – Ришар и Люк – взяли на себя нижние этажи магазина, а прекрасная половина – Камилла и Ванесса – с восторгом принялась опустошать верхние этажи.

– Пойдем скорее, дорогой, нам надо еще купить свитер для дедушки и рубашки для твоих дядь.

– Да ну, – отозвался Люк, поморщившись.

– Что такое?

– Рубашку дяде Эвану? Он их не носит. Лучше рубашку поло, это круче.

– Раз это круче, купим рубашку поло, – согласился Ришар.

Отец положил руку на плечо сына, и они вышли, с трудом пробравшись сквозь толпу, стоявшую у входа в каждый бутик.

– Мама, смотри, какая она миленькая! – воскликнула Ванесса, широко раскрыв от возбуждения глаза и размахивая блузкой.

– Я думала, дорогая, что ты ищешь духи для бабушки. Ты уверена, что выбрала нужный отдел? – пошутила Камилла.

– Я просто так смотрю! А духи я уже купила, и по совету продавщицы «для женщины элегантного возраста» – как она выразилась. Вот только запах у них… прямо с ног сшибают! – огорченно сказала Ванесса.

– Дай-ка я посмотрю.

Она протянула флакончик матери, и та поднесла его к лицу.

– И в самом деле, сногсшибательные! Ну и прекрасно, эти или другие – она все равно не оценит, так что пусть будут эти!

Камилла сделала знак дочери, что она может примерить полюбившуюся ей блузку, которую та не выпускала из рук.

– Спасибо, мам, ты такая добрая!

Камилла улыбнулась невинной лести дочери.

– «Такая добрая»! Ну, конечно… Иди примерь ее, я пока посижу.

Ванесса пошла в примерочную, подождала, когда освободится кабинка и сотрудник даст ей номерок.

Камилла отдыхала на широком диване, предусмотренном для клиентов бутика. Пакеты с покупками она поставила рядом.

– Мадам, не желаете ли чего-нибудь? У нас есть кофе, чай, вода, апельсиновый сок, – предложила ей юная студентка, нанятая на период праздников.

– Вы очень любезны, но мне ничего не нужно, благодарю вас.

– В таком случае, если вы сами захотите… хорошего дня, мадам, – ответила студентка и направилась к другой клиентке.

«Только если вы сами захотите…» – эта фраза отозвалась эхом в сознании Камиллы, она вспомнила слова Стивена.

Больше трех месяцев она ничего о нем не слышала. Она беспрестанно думала о нем, не могла вырвать его из своих мыслей. Иногда ей удавалась целых полдня не видеть его лицо перед глазами.

Иногда она машинально смотрела на телефон в надежде увидеть на экране сообщение от него, всего несколько слов: «У меня все хорошо, надеюсь, у тебя тоже». Камилла сохранила телефон Стивена в списке своих контактов. Она несколько раз пыталась удалить его, но у нее ничего не получалось.

Однажды, когда тоска была особенно сильной, она заменила имя «Стивен» на «Слова и словесность» – место, где они чаще всего любили друг друга.

Это название ни разу не возникло на экране ее телефона, что, без сомнения, было к лучшему!..

Камилла спохватилась:

– Простите, мадемуазель! Я бы с удовольствием выпила чаю, если еще не поздно.

Девушка посмотрела на нее с удивлением:

– «Если еще не поздно»? Почему это может быть поздно, мадам? Я сейчас принесу вам чаю.

– Спасибо, – сказала Камилла.

Она наслаждалась чаем, когда из примерочной появилась Ванесса и встала перед ней.

– Ну как?

– Что именно?

– Ну, мам, я имею в виду блузку с этими джинсами, это же просто супер!

– А, так предполагаются еще и джинсы?

– Ну так как тебе? – нетерпеливо спросила Ванесса.

Камилла посмотрела на дочь: ее тело изменилось, она превращалась в женщину…

– Это… как-то…

– «Это» – как? Мам, ну скажи наконец! Очень обтягивает? Да? Ты не хочешь говорить, но я сама знаю: черт, они меня толстят, я так и думала! – воскликнула она.