Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – согласилась Анечка, – в старину все было больше, чем сейчас, кроме домов. А теперь все маленькое… И люди тоже…
Ленка хотела возразить, но вдруг вспомнила крошечные человеческие фигурки, выпадавшие из дымящихся нью-йоркских небоскребов 11 сентября, и промолчала.
На планете не осталось мест, где нормальные люди могли бы чувствовать себя в безопасности. Мир окончательно сошел с ума. И, чтобы выжить в этом грандиозном бедламе, нужно было тоже свихнуться до определенной степени.
– С волками жить, по-волчьи выть, – пробормотала Ленка.
– Зачем по-волчьи выть? – спросила Анечка сонно. – Я не хочу по-волчьи. Я хочу по-человечески.
– Я тоже, – призналась Ленка. – Но не всегда получается.
– Почему же тогда у детей получается, а у взрослых нет? Выходит, чем старше, тем глупее?
– Выходит, да. Наверное, взрослея, мы забываем что-то очень важное.
Анечка на эти слова никак не отреагировала. Она мирно спала, уткнувшись носом в материнские колени. В том, как она хмурила бровки, чудился немой укор.
Вы, взрослые, сами создаете себе проблемы, вот сами и разбирайтесь. И, пожалуйста, не впутывайте в это своих детей. Вам что, друг друга мало?
– Куда вы все-таки Алана отправили, хотел бы я знать? – спросил Костечкин. Он и сам не заметил, как перешел с Громовым на «вы», но обнаружил, что в такой манере ему гораздо легче общаться с человеком, являющимся отцом такой взрослой… и такой прекрасной дочери.
– Тебе это обязательно знать? – буркнул Громов, обгоняя хэтчбек дивного розового цвета.
В нем разъезжала по городу девица, за которой они вот уже несколько часов кряду неотрывно следовали в громовской «семерке».
Особа яркая, как фотография на журнальной обложке, и такая же ненатуральная – от прически до манерной походки. Ее звали Светланой. Когда Костечкин наблюдал за ее поведением на публике, ему казалось, что он смотрит повторяющиеся эпизоды какого-то фильма.
На этот раз хэтчбек остановился возле двухэтажного здания с вывеской «Фитнес-клуб «Первая Леди». Здесь было припарковано несколько иномарок, ухоженных не хуже, чем дамочки, которых они возили. Мужчины, владевшие теми и другими, явно знали толк в женщинах и машинах.
– Как бы Алан не побежал в милицию, – развивал тему Костечкин, когда Светлана скрылась за дверью фитнес-клуба.
Ему хотелось услышать что-нибудь определенное о местонахождении Ленкиного супруга. Например, что он командирован на Кудыкину гору, где застрял по самые помидоры, и вернется не раньше, чем рак безошибочно насвистит мелодию девятнадцатой симфонии Бетховена.
Громов залез в карман, достал оттуда пятисотенную купюру и сунул ее Костечкину со словами:
– Держи. Купишь в универсаме две упаковки «Динамита» или «Рэд булл».
– Пиво – это хорошо, – одобрил Костечкин, азартно шмыгнув носом.
– Это не пиво, а специальные энергетические напитки для дальнобойщиков, – пояснил Громов. – Чтобы в сон не клонило и бодрости не убавлялось. Про пресловутые «кремлевские таблетки» слыхать доводилось?
– Слыхать – слышал, а пробовать – не пробовал.
– Так вот, эти напитки даже эффективнее. Но покупать их следует только в дорогих магазинах, иначе обязательно на какую-нибудь туфту нарвешься.
– Знаем, ученые, – сказал Костечкин. – В нашей общаге каждый месяц кто-нибудь от водки паленой загибается. Вот однажды Воропаев с Чернышом взяли в ларьке…
Громов наклонился, чтобы распахнуть дверцу со стороны спутника, и попросил:
– Не надо развлекать меня пустопорожней болтовней, Андрюша. Ты ведь не ведущий радиопередачи.
Костечкин захлопнул рот и покинул машину с максимальным достоинством, которое позволяло ему простреленное плечо. Против того, что Громов не делает скидок на его ранение, он не возражал, ему даже нравилось, что с ним обращаются как с равным. Но когда тебя обрывают на полуслове, это всегда обидно. Даже если это делает человек, которого ты начал уважать еще до того, как хорошенько узнал.
Возвратился из магазина Костечкин с надменным видом испанского гранда. Выгрузив затянутые в пленку банки на заднее сиденье, он уселся на свое место и приготовился молчать хоть целую вечность, если потребуется. Но Громов первым обратился к нему как ни в чем не бывало:
– Ты хотел знать, где сейчас находится Алан, помнишь?
– На склероз не жалуюсь, – ответил Костечкин. Его подбородок задрался при этом на пару сантиметров выше.
– В лучшем случае мой зятек попал в травматологическое отделение, – продолжал Громов. – В худшем – мы его больше никогда не увидим…
– Если так, – сказал Костечкин, – то этот вариант для меня вовсе не худший, а как раз самый лучший. Хотя больница – это тоже неплохо.
– И ты не спросишь, что с ним приключилось?
– А вы разве скажете правду?
– Нет, – скупо улыбнулся Громов.
– Ну, так и нечего болтать попусту. Вы не радиослушатель, а я не ведущий. – Расквитавшись со спутником, Костечкин расплылся в торжествующей улыбке и тут же непоследовательно предложил: – Хотите анекдот расскажу?
Громов покачал головой:
– Не люблю я анекдоты.
– Как? – изумился Костечкин. – Почему?
– Когда тебе их рассказывают, нужно обязательно хохотать или хотя бы улыбаться до ушей. А ведь бывает так, что анекдот тебе не нравится, или ты его давно слышал, или у тебя просто настроение ни к черту… Впрочем, – Громов бросил взгляд на отражение розовой машины, стоящей позади, – один я тебе, пожалуй, расскажу. Хочешь?
– Давайте.
– Тогда слушай. Звонок в дверь. Мужик открывает, а на пороге фигура в саване стоит, с косой.
Костечкин, предвидя неожиданную развязку, нетерпеливо хохотнул. Громов, продолжая смотреть в зеркальце заднего обзора, перешел к сути:
– «Ты кто?» – спрашиват мужик. «Я смерть твоя», – отвечает гостья. «И что?» – «Да вот, собственно говоря, и все».
– Ну? – насторожился Костечкин. Он знал массу анекдотов, но этот явно не укладывался в привычные рамки. – А дальше?
– А дальше ничего, – ответил Громов, включая зажигание. – Это, собственно говоря, и все, ты же слышал. Конец.
– Не смешно.
– Да, веселого мало. Но так уж устроен мир. Ты сидишь дома с приятелями, анекдоты травишь, а тебя тем временем подкарауливает смерть.
Пропустив хэтчбек вперед, Громов тронул машину с места и пристроился позади, соблюдая дистанцию.
– А зачем мы эту телку пасем? – полюбопытствовал Костечкин, которому вдруг расхотелось рассказывать анекдоты.