После этого Алана завертело-закружило, как щепку в водовороте, он перестал соображать, где верх, а где низ. За доли секунды до того, как его тело впечаталось в асфальт, он попытался закричать, но не успел, и услышал вместо собственного голоса оглушительный хлопок.

Сломанная в полете нога ударила его пяткой по спине, хотя Алан этого уже не ощутил. И мулатка в платье-чулке, поманившая его в темноту, была лишь предсмертным видением. На самом деле там, где очутился Алан Лепетуха, никто его не ждал.

Перед тем как позволить Ленке шагнуть за порог, отец взял ее за плечи и пообещал:

– Я приду за вами. Надо лишь немного потерпеть. Все будет хорошо, вот увидишь.

Он никогда ее не обманывал, ни разу. Если не был в чем-то уверен или не хотел говорить правду, то просто отмалчивался, и тогда все становилось ясно без слов.

Но и подобных ситуаций прежде не возникало. Да, попадала Ленка пару раз в опасные переплеты, однако тогда ей приходилось бороться только за свою собственную жизнь, а теперь приходилось думать в первую очередь о дочери, и это совершенно парализовало Ленкину волю.

Поэтому она сначала обреченно стояла на обочине, дожидаясь, пока бандиты убедятся, что ее не «пасут», а потом послушно натянула на голову вязаную шапочку, которую ей швырнули из подъехавшей иномарки, и наконец полезла внутрь, причем даже не пикнула, когда ей было велено лечь на пол, к которому ее прижали две пары мужских ног.

По прибытии на место она действовала как сомнамбула: отвечала на какие-то вопросы, покорно двигалась в направлении, которое указывали ей грубыми толчками, опять отвечала на вопросы, кивала, отрицательно мотала головой, позволяла себя обыскивать и вдыхала в себя отвратительный кислый запах, которым была пропитана ткань, закрывавшая ее лицо.

Но страшнее всего была неизвестность. Когда ты лишен возможности видеть своих врагов, а они пялятся на тебя, обмениваясь насмешливыми репликами, и решают вслух твою дальнейшую судьбу, как будто тебя это совершенно не касается, трудно верить во что-то хорошее.

Я приду за вами… Да, отец сдержит обещание, обязательно. Он явится, чего бы это ему ни стоило. Только не слишком ли поздно это произойдет? Если бы Ленка умела плакать – самое время лить слезы. Но их не было. Оставалось лишь стоять среди невидимых врагов и терпеливо дожидаться, когда они придут к общему мнению.

– Отодрать хором и удавить, – предложил ломкий мальчишеский голос. – О том, что мы ее живой вернем, базара не было.

– Отодрать можно, – согласился некто картавый. – А кончать сразу совсем не обязательно.

– Так что же мы, Колян, суходрочкой заниматься будем?

– У-гу-гу!..

– Га-га-га!..

– Ге-ге-ге!..

Им было весело, здоровым, крепким парням, наверняка хорошо выпившим, наверняка вкусно закусившим. А Ленка, слушавшая их жизнерадостное ржание, ужасалась не столько за себя, сколько за Анечку. Ведь ее жизнь для этих нелюдей значила ничуть не больше, чем любая другая, которую они были готовы отобрать. Отец был прав: бандиты не намеревались отпускать заложниц. К чему такие сложности, когда можно спрятать концы в воду? Может быть, в самом буквальном смысле. Прудов и речек в округе хватает…

– Ну что, – прозвучал чей-то издевательский вопрос, – отведем душу напоследок? Оттянемся, мочалка?

– Если будешь стараться, – подключился картавый, – проживешь дольше.

– Что молчишь, как партизанка? Будешь нашей многостаночницей?

– Перебьетесь, – сказала Ленка. – Я вам не подстилка дешевая.

– Тебе что, жизнь надоела? – угрожающе процедили слева. Казалось, оттуда в любую секунду может последовать оглушающий удар, но Ленка старалась не думать об этом, крепилась, как могла. Не ради себя. Ради дочери.

– Не надоела, – отчеканила она. – А вам?

– Чего-чего?

– Чё ты гонишь, а?

– Мочкануть суку, и всех делов! Умничать она тут будет!

Кто-то приблизился к Ленке, разглядывая ее в упор. Примерялся, куда лучше ей врезать? Готовился повалить ее на пол?

Она оставила в покое нижнюю губу, которую успела прокусить до крови, и сказала:

– Учтите, прежде чем отдать выкуп, отец наверняка убедится, что с нами все в порядке.

Ей самой было странно слышать свой уверенный голос, ни разу не дрогнувший на протяжении этого разговора. Но факт оставался фактом: предупреждение было сделано, и оно заставило бандитов оборвать смех.

– Ты охмурела, коза? – изумился кто-то. – Угрожать нам вздумала, чи шо?

Ленка покачала головой:

– Нет. Я просто предупредила. Мы с Анечкой нужны отцу живыми, а не мертвыми. Вы когда-нибудь слышали, чтобы полтора миллиона долларов платили за трупы?

– А мы папику твоему видеозапись предъявим, – сказали ей после недолгого раздумья. – Мол, живы-здоровы и в хухель не дуем, чего и тебе желаем.

– Ха-ха-ха!..

– Хо-хо-хо!..

– Хе-хе-хе!..

Но веселье уже не было таким беззаботным, как минуту назад. В смехе пяти или шести парней, обступивших Ленку, ощущалось напряжение. Они ждали возможных возражений. И Ленка не заставила их долго ждать:

– Мой отец на такую дешевку не купится. У него столько всякого разного за спиной, что вам и не снилось.

– Шибко крутой?

– Покруче некоторых. Итальянца помните? – Выдержав значительную паузу, Ленка закончила: – Так вот, его мой отец уничтожил. И мой вам совет: играйте с ним по-честному, это в ваших же интересах.

– Во, падлюка, дает! – загомонили наперебой голоса, сливаясь в общий негодующий хор.

– Не, ну я такой борзоты еще не видел, в натуре!

– Да мозги она нам вкручивает, братва! Все это понты дешевые!

– Понты? – звонко переспросила Ленка. Наступил решающий момент, и, прежде чем переступить последнюю черту, ей пришлось набрать полную грудь воздуха: – Понты, говорите? Вот вам!

Сорвав с головы провонявший потом колпак, она швырнула его себе под ноги и, тряхнув волосами, обвела собравшихся вызывающим взглядом. Это была всего лишь имитация, потому что от яркого электрического света, резанувшего по глазам, Ленка никого отчетливо не видела. Лишь смутные тени, собравшиеся вокруг. И тени эти обеспокоенно задвигались.

– Опаньки!

– Тю-тю-тю!

– Ты гля, фотографирует нас!

– Я ж говорил: кончать ее надо.

– Сама напросилась, мокрощелка бесшабашная!

– Тихо!.. Ша, я сказал!

В наступившей тишине Ленка услышала, как часто пульсирует кровь в ее ушах. Зрение уже прояснилось, и она все отчетливее видела, где и среди кого находится. В помещении, напоминающем приемную не самой бедной фирмы, собрались шестеро парней, абсолютно непохожих на коммерческих сотрудников этой самой фирмы. Черные кожанки, стриженные под «ноль» головы, угрожающие позы. Сидел в кресле только один из них – светловолосый парень с длинной сигаретой во рту. Он ее больше жевал, чем курил, и выражение его лица было при этом брезгливым.