Мы шли по тропинке, с двух сторон скрытой кустами. Пахлосыростью, чувствовалось, что где-то рядом болото. Вскоре под ногами сталочавкать. Тропинка сделала поворот, и мы увидели деревянный настил, он вывел наск источнику. Часовня, справа купальня и сам источник, огороженный низкимзаборчиком. Ни души вокруг. Тишина, даже строительный шум из монастыря сюда недоходил. Здесь была скамейка, на ней мы и устроились. Несмотря на то что мыбыли одни, Женька заговорила шепотом:

– Ты говоришь, она останавливалась в гостинице на одну ночь?Но ведь Кошкина отсутствовала три дня?

– Ты забываешь о расстоянии до нашего города. Мы приехали намашине, а она скорее всего поездом, ей потребовалось гораздо больше времени.Допустим, она приехала утром, переночевала и часов до восьми вечера оставаласьв гостинице. До последнего парома. Так что все сходится, два дня тут и сутки надорогу. Вопрос, что ей понадобилось в этих местах?

– Анфиса, чует мое сердце, мы имеем дело с какой-то страшнойтайной.

– А оно не чует, как нам ее узнать? Каким образом этосвязано с Кошкиной?

– Да, – вздохнула Женька. – Аборигены ведут себязагадочно, да и монастырские не лучше. Надо всерьез заняться историеймонастыря. Давай для начала выспросим Волкова как следует. Он историк, должензнать. Идем?

– Сегодня, пожалуй, не стоит, – остудила я Женькинпыл. – Во-первых, человеку надо работать, во-вторых, матушке нашеприсутствие вряд ли понравится, и тогда что-то узнать будет еще сложнее.

Не успела я договорить, как где-то рядом хрустнула ветка,звук этот в тишине прозвучал оглушительно громко, а главное так неожиданно, чтомы обе вздрогнули. Женька вдруг вскочила со скамьи и бросилась в ту сторону,откуда шел звук, но трава была высокой, а кусты столь плотно росли друг кдругу, что это весьма затрудняло ее действия. Зато мы услышали, как нектонесется прочь, пробираясь сквозь заросли и теперь совершенно не заботясь о том,что наделал много шума.

– Что это было? – ошарашенно спросила я.

– Не что, а кто! – гневно возвысила голосЖенька. – Подслушивал нас, зараза такая.

– Ты думаешь, это был мужчина?

– Может, баба, мне без разницы, жаль, не попались мне вруки. – Женька с сомнением посмотрела на свои пальцы с безупречнымманикюром, будто надеясь, что злопыхателю не удалось улизнуть целиком и кое-чтоот него осталось.

– А вдруг это какой-то зверь? – нахмурилась я. Женькинопредположение о том, что нас подслушивали, казалось мне все-таки чересчур смелым.

– Какой, к примеру? – съязвила подруга.

– Ну, не знаю… собака…

– Не нервируй меня, – отмахнулась Женька, вновьустраиваясь на скамье. – Кому-то наше появление в Рождествене явно не повкусу пришлось. А может, кто из этих упырих решил подслушать, о чем мы говорим?В зарослях наверняка полно тропинок, мы о них не знаем, а местным они хорошоизвестны.

– Ты прекращай их упырихами звать, не то я тут ни за что неостанусь, сбегу с последним паромом.

– Ладно, ладно, я пошутила. Но тетки и впрямь подозрительные.Ты заметила, как переглядываются? У меня от их таинственности чес по всейспине. Вот что, давай по деревне пройдемся, побеседуем с гражданами, может, ониотзывчивее?

– Давай. Только сначала на тот берег сходим, Ромке позвонитьнадо, а еще Петечке, вдруг он узнал, где служил Петренко.

– Идем, – согласилась Женька, и мы отправились подорожке назад к гостинице.

Женька шла, напряженно оглядываясь, время от временизамирала и прислушивалась, в общем, изображала индейца в дозоре. Выглядела онакомично, но и я от нее не отставала, тоже прислушивалась и настораживалась.Ромке я сообщила, что монастырь нам очень понравился, гостиница прекрасная и мынамерены здесь задержаться на несколько дней. Должно быть, испытывая мукисовести за то, что оставил меня одну, муж за меня порадовался. Советовал большеплавать и не лежать подолгу на солнце, то есть без идиотских рекомендацийобойтись не смог, в отместку я попросила его не переусердствовать с занятиями ихоть иногда устраивать пешие прогулки. Ромка радостно сообщил, что ихсовершает. Уверена, он имел в виду прогулки в ближайший бар в компании своихприятелей. Я объяснила ему, что мобильные тут не работают, и мы условились овремени, когда я буду выходить на связь. Чувствуя себя радисткой Кэт, я набраланомер Петечки, не забыв поблагодарить господа, что слово Петечка пока держит иРомке о нашем расследовании не проболтался. Осчастливленный донельзя тем, что явновь возникла в его жизни, Петечка меня ничем порадовать не смог, запрос наПетренко он отправил, а вот ответ еще не получил. Простившись с ним, мы счувством выполненного долга вернулись в деревню.

Первый, кого мы увидели, был Иван, которого блажная сестранеизвестно с какой стати звала Вальтером. Он косил траву, ловко орудуяинструментом, посмотрел на нас, снял кепку и поклонился. Мы хотели сделатьреверанс, но вместо этого кивнули и проорали:

– Здравствуйте.

Ясно было, что, раз дядя не в себе, ценных сведений от негоне добьешься, и мы намеревались пройти мимо, но Иван, прислонив косу кпалисаднику, направился к нам. Мы замерли как вкопанные, с дурацкими улыбкамина лицах, я утешилась тем, что косу он все-таки оставил.

– Гуляете? – спросил он вполне осмысленно. Мы нарадостях так закивали, что заломило шею. – Хорошо, – тоже кивнулон. – Только вечером одни не ходите.

– Почему? – сразу же забеспокоилась Женька.

– Лес кругом, заплутаете. Да и души невинно убиенных оботмщении вопиют. – Он поднял указательный палец вверх и с интересом нанего уставился. Женька тоже уставилась, сглотнула и в отчаянии спросила:

– Какие души? – На что и получила вполне логичныйответ:

– Невинно убиенных.

– Мы никуда, мы только по дороге, – забормотала я,потянув Женьку за рукав.

– Как ты думаешь, что он имел в виду? – немного придя всебя, спросила подружка, когда мы отошли на приличное расстояние.

– Откуда мне знать, что на уме у сумасшедшего.

– На чокнутого он не очень-то похож, – вздохнулаЖенька, как будто ее это обстоятельство сильно печалило. В этот момент мызаметили двух пожилых женщин, которые стояли возле дома и о чем-то неторопливоразговаривали. Заметив нас, они замолчали, приглядываясь к нам. Мы вновьпроизнесли:

– Здравствуйте.

Бабушки ответили, а мы, поравнявшись с ними,поинтересовались:

– Во сколько утром паром отсюда отправляется?

Бабки ответили, и одна из них сразу же задала вопрос: