– Тогда пошли в монастырь. Волков, должно быть, уже там.

Судя по звукам, долетавшим из монастыря, работа вовсюкипела. По тропинке, которая петляла по берегу озера, мы направились туда.

– Надо бы искупаться, – заметила Женька.

– Надо бы. Но я купальник не взяла.

– Ерунда. Посмотри, какое тихое местечко, нас никто неувидит.

– Мы же хотели поговорить с Волковым, – напомнила я,особо, впрочем, не настаивая, с утра уже было жарко, а вода в озере казаласьтакой чистой, такой прохладной, что пройти мимо было испытанием.

По одной из тропинок мы спустились к воде. Глубина возлеберега оказалась приличной. Женька первой плюхнулась в воду, брызги взметнулиськ небу, Женька завизжала и принялась бить по воде руками, потом повернулась комне и попробовала окатить водой меня. Я была начеку и отпрыгнула. Заходить вводу я не стала, потому что терпеть не могу, когда брызгаются, и прошла чутьдальше. Женька, не выходя из воды, бросилась за мной. Здесь начинались заросликакой-то озерной травы, и я решила, что для спуска место не подходящее, прошлаеще дальше, и тут Женька заорала. Стояла по пояс в воде, таращила глаза натраву, которая торчала над поверхностью озера, и орала. В первое мгновение яподумала, что она дурачится, но одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы этумысль отбросить. Прижимая руки к груди, подруга продолжала визжать, я кубаремскатилась к ней, пытаясь одновременно воздействовать на нее словом, не будуговорить, что добрым.

– Что ты орешь? – резонно спросила я.

– Утопленник, – вполне внятно ответила Женька и ткнулав воду пальцем.

Я без всякого желания посмотрела в том направлении. В первоемгновение захотелось заорать громче, чем Женька, но в памяти молниеносновсплыли события этой ночи, и орать я не стала. Вместо этого, все-таки держасьза подружку, подошла поближе. Мы склонились над водой и одновременнопроизнесли:

– Маска.

Я сунула руку в воду и через мгновение достала маску,дешевую, сделанную из картона. Маска успела размокнуть. В ней лежал булыжник,перетянутый резинкой.

– Как тебе это? – спросила я Женьку, не ожидая ответа,и огляделась.

– Попался бы мне в руки этот шутник, – сквозь зубыпробормотала подруга, но меня сейчас занимало вовсе не то, что Женька сделалабы с шутником. Совсем другие мысли одолевали. Тропинка вдоль озера вела вмонастырь, почему маска оказалась именно здесь? Ясно, что от нее хотелиизбавиться, но почему пытались утопить? Проще было бы сжечь, и следа бы от неене осталось. Проще, но шутник поступил иначе, скорее всего потому, что оченьторопился от нее избавиться, а сжечь ее у него не было времени. И он решил ееутопить, не рискнув просто выбросить. У берега глубоко, только не в этом месте,где заросли, а чуть ближе к тропинке. Но в темноте легко ошибиться. И маска,брошенная с берега, не ушла на глубину, а запуталась в траве. На это шутник нерассчитывал, тем более он не рассчитывал, что мы с Женькой именно в этом местерешим искупаться.

– Он шел в монастырь, – произнесла Женька задумчиво, ия кивнула, мысли наши двигались в одном направлении. – Либо это кто-то израбочих, что живут в вагончике, либо… – Женька вздохнула, идея ей показаласьфантастической, так же как и мне. Неужто кто-то из монахинь, нацепив дурацкуюмаску, пытался напугать нас этой ночью? – Бред, – вздохнулаподружка. – Зачем, скажи на милость?

– Кто-то не в восторге от нашего появления здесь, –пожала я плечами. – Расчет был прост: если нас как следует напугать…

– Хорошо, я спрошу иначе, – нахмурилась Женька. –Кому и как мы можем помешать?

– Ты же сама говорила: гибель Кошкиной связана с монастырем,и вдруг появляемся мы, расспрашиваем…

– Хочешь сказать, что убийца здесь?

Я пожала плечами.

– Но как они смогли связать наше появление с убийством?

Я обратила внимание на местоимение «они», но поправлятьподружку не стала, потому что не была уверена, что речь идет об одном человеке.

Купаться расхотелось, мы выбрались на берег, я все ещедержала маску в руке, и теперь она почему-то меня беспокоила, точно это была незабавная безделушка, а посмертный слепок с обезображенного лица. Набросив наплечи футболку, Женька устроилась рядом со мной на корточках, на маску несмотрела.

– Анфиса, мы когда возле ямы с мужиками разговаривали,Кошкину упоминали?

– Нет. О ней мы сказали только матушке.

– Неужели она?

– Нас могли подслушать. К примеру, та же Наташа.

– Допустим. И отправилась нас пугать?

– Могла кому-то рассказать об этом разговоре.

– Но человек в маске шел в монастырь, это очевидно.Вернуться с ней он не рискнул. Значит, все-таки…

– Что толку гадать, – вздохнула я. – Главное,теперь сомнения отпали: мы на верном пути, а там разберемся.

– Разберемся, – фыркнула Женька. – Что, интересно,они еще придумают, чтобы нас отсюда спровадить?

Я поднялась и бросила маску в воду, она стала медленно опускатьсяна дно, я наблюдала за этим некоторое время, потом начала одеваться.

– Может, стоило ее взять с собой? – с сомнениемспросила Женька. – Пришли бы с ней в монастырь, глядишь, шутник, увидевее, призадумался бы.

– Уверена, он и так не в восторге от своей ночной вылазки,если бы не эта калитка, мы запросто могли его поймать.

– Почему ты говоришь «он»? – нахмурилась Женька. –Я склонна думать, что это она. Выходка какая-то бабья.

– Почему бабья? – проявила я интерес.

– Отдает мелодрамой и нездоровым романтизмом. Мужик шваркнулбы нас в темноте чем-нибудь тяжелым, и дело с концом.

– Слава богу, что мы имеем дело с романтичной особой, –ответила я.

По дороге в монастырь мы все больше молчали, хотелосьпоразмыслить, да и разговаривать в таком месте опасались, боясь чужих ушей.

– Возле источника мы о Кошкиной говорили, – буркнулаЖенька. – Точно. А потом ветка треснула. Кто же нас подслушивал?

Я пожала плечами, мы как раз миновали ворота, и первой, когоувидели, была матушка. Она что-то внушала рабочим, которые с унылым видомстояли рядом.

Заметив нас, матушка смутилась. Мы поздоровались и спросили,смогла ли она поговорить с архитектором. Матушка ответила, что дозвониться донего не сумела, чему мы дружно не поверили. Скорее всего, и не собираласьзвонить или попросту забыла.