– При чем тут Тарантино? В прежние времена возле монастырейнепременно был постоялый двор. Вот и в Рождествене был. И на этом дворе людейграбили и убивали. А чтобы грехи замолить, монастырю жертвовали, поэтому Иван исказал: «невинно убиенные», а местные жители – потомки тех кровопийц, вспоминатьпрошлое не любят, но и от прежних привычек до конца избавиться не в силах,оттого у них дурная слава в округе.

– Гениально, – кивнула я.

– Как думаешь, в гостинице есть подвал?

– Наверное. А зачем он тебе?

Женька немного помолчала, прежде чем ответить.

– Я бы хотела взглянуть. Ты подумай, ну зачем в этомзахолустье такая гостиница? Нет, в подвале непременно надо пошарить.

– Хорошо, пошарим. А теперь спи.

Спать не хотелось, но слушать Женькины бредни никаких сил нехватало, в основном потому, что и мне на ум приходили мысли фантастические идаже глупые, при этом ни одна не казалась ни глупой, ни фантастической. Такоесостояние ума может завести очень далеко, и я сделала вид, что сплю.

Как ни странно, я действительно быстро уснула, а проснуласьоттого, что Женька, стоя возле распахнутого настежь окна, восторженнодекламировала:

– Люблю грозу в начале мая…

– Это ты к чему? – протерев глаза, спросила я.

– Не могу вспомнить ни одного поэтического шедевра,соответствующего моменту, а чувства переполняют.

– Это от необразованности.

– Чувства переполняют?

– Вспомнить не можешь.

Я встала рядом с Женькой и вскоре поняла, что и чувства менятоже переполняют, и с образованностью незадача.

– Красота-то какая, – перешла Женька на прозу, и я сней согласилась.

Через полчаса, отправляясь завтракать, мы, выйдя в коридор,недоуменно переглянулись: с веранды доносились голоса, причем было их много. Мыс Женькой успели привыкнуть, что, кроме нас, в гостинице обитают только сестры,и ускорили шаг, чтобы понять, в чем дело.

Оказавшись в холле, мы обнаружили Веру в магазине за кассой,к которой выстроилась очередь из пяти человек, а на веранде еще шесть человекпили чай. Те, что на веранде, были женщины помоложе, и с ними один мужчина. Он,кстати, чай не пил, а посмеивался над женщинами, мол, дома им не пьется, аздесь они с удовольствием.

– За деньги-то всегда попить чайку приятнее, – хихикнулон.

– А дома что, бесплатно? – отмахнулась одна изженщин. – Заварка тоже денег стоит. Что дома, что здесь. Мы вот пачкукупили, так нам на неделю хватит, а кипятка, слава богу, Надя бесплатно даст.

– Да мне что, пейте, пейте, – подхихикивал старичок.

Очередь у кассы таяла, я заметила, что покупали в основномхлеб, ну и еще какую-нибудь мелочь, расходиться не спешили, два старичка и тристарушки присоединились к тем, что на веранде, правда, чай не пили. Стало ясно:здесь по утрам устраивают что-то вроде посиделок. Все жители, обретавшиеся втот день на веранде гостиницы, были пенсионного возраста. Кто-то старше, кто-томоложе, но ни одного, кому меньше шестидесяти. Впрочем, для подобных деревеньэто неудивительно, молодежь отсюда давно сбежала. Тут Вера нас заметила,поздоровалась и крикнула, повернувшись к кухне:

– Надя, девчонок наших накорми.

Народ стал нас разглядывать, мы с Женькой здоровались, вертяголовой в разные стороны. Появилась Надя, стала накрывать на стол, на этот разв ресторане, наверное, сочтя, что нам здесь удобнее. Мы выбрали ближайшийстолик, то есть ближайший к веранде. Не без умысла, конечно. Хотелосьпослушать, о чем говорят обитатели деревни.

Яичницу мы съели и уже пили кофе, когда старичок, чтоприставал к женщинам, вдруг громко спросил:

– Вера Васильевна, болтают, твоих постояльцев Ефросиньюшканаша ночью напугала?

– Да будет тебе, – сердито отмахнулась Вера.

– Слышал, слышал, как ночью куролесили, кричали да сфонарями бегали.

– Слышал, а чего ж не вышел? – рассердилась женщина,сидевшая неподалеку. – Вдруг беда у людей, а тебе хоть бы что. Вот такперебьют всех…

– Ну, всех-то, положим, не перебьют, – хихикнул противныйстаричок. Женщины зашумели:

– Ты докаркаешься, язык-то без костей. Забыл, как в прошлыйраз боялся из дома выйти? Соседа просил хлеба купить?

– Ну, закудахтали… Девки, – возвысил он голос,обращаясь к нам. – Неужто правда привидение видели?

– Это не привидение, – спокойно сказала я. –Кто-то подшутить над нами решил. Жаль, не поймали шутника.

– Кто ж у нас на такие шутки гораздый? – удивился дед,оглядывая публику. В его голосе чувствовалось сомнение, то есть он не допускали мысли, что кому-то из жителей деревни могла прийти в голову столь несуразнаяидея.

– Привиделось девчонкам, – сказала Вера, сердито глядяна него. – В темноте мелькнуло что-то, они думали, воры в магазин лезут.

– Вона как, а говорили – привидение, – хихикнул дед.

– Кто тебе, старый черт, говорил?

– Надюха твоя и сказала, девки, говорят, кого-то с белымлицом видели. Вот я и решил, наверное, Ефросинья их навестила.

– Ой, болтун, небылицы рассказываешь. И так над нами вокруге смеются.

– Тебе привидению надо спасибо сказать, из Москвы народпопрет, как девки в газете о нем пропечатают. Они в Москве-то своей до небылицохочи, будет у тебя гостиница под завязку забита, хозяину твоему радость, итебе навар.

– Ты бы о своем наваре думал, – рассердилась Вера.

Старикан опять захихикал, а Женька вдруг сказала:

– Привидения нас не очень интересуют, а вот все, что связанос монастырем… особенно после войны, сорок шестой – сорок девятый годы…

Я физически ощутила напряжение, которое теперь царило наверанде. Лица стариков и старух вдруг застыли, они смотрели куда-то мимо другдруга и избегали встретить чужой взгляд.

– Ну, что, Петровна, пошли, – сказал старикан соседке,тяжело поднимаясь.

Соседка, подхватив сумку, отправилась за ним. Один за другимстарики вставали и шли к выходу, прощаясь с Верой и игнорируя нас. Через минутуна веранде никого не осталось. Вера собрала чашки и ушла на кухню.

– Как тебе это? – спросила Женька.

– Впечатляет, – кивнула я. – Что за черт дернултебя спросить?

– Зато теперь мы убедились: есть тайна, которая объединяетвсех этих людей. И знаешь что? Я очень хочу ее разгадать.