— Пришла? — подняв на нее тяжелый взгляд, медленно произнес Рудинский.

— Да.

Подарок, будто ненароком, выскользнул из рук Степика, упал на пол и разлетелся на осколки и блестки искусственного снега. Мира дернулась, словно ее ударили, но осталась стоять на месте. Только глаза отвела да сжала руки в кулачки в карманах куртки. Степик специально уронил подарок Вадима, и его, безусловно, было жалко, но им девушка могла пожертвовать, ведь это всего лишь вещь, пусть и подаренная любимым человеком.

— Ну, что стоишь? Давай беги, собирай! Это же он тебе подарил? Что, на более ценное денег не хватило? Или только на это он и оценил тебя? — хрипловато произнес Степик, и столько в его словах слышалось неприкрытого презрения, холодной ярости и уничтожающего отвращения, что Мира внутренне содрогнулась.

Но она знала, что так будет. Знала, на что шла, переходя черту, предавая всех, ради Вадима. Она должна это вынести! Она все вынесет, все стерпит, лишь бы быть с Вадимом.

— Какая же ты дура, Мира! Какая дура! Я тебе говорил, предупреждал, а ты… Ты повелась, как последняя идиотка! И что теперь? Он поимел тебя и бросил! Ему не нужно было прилагать особых усилий, не так ли? Ты сама, как сучка, бегала к нему! А притворялась такой святошей! Гарик, видите ли, поцеловал, оскорбил святую невинность! Конечно, куда Гарику до этого урода! Ты вообще соображаешь, что натворила? — голос Рудинского сорвался на крик.

В дальней комнате в своей постели зашевелилась баба Нина.

— Да, — спокойно произнесла Мирослава, смело поднимая на Степика глаза. — Раз ты обо всем догадался, врать не имеет смысла, да, я понимаю, что наделала! Я понимала, на что шла! И знала, что будет!

— Ты в своем уме? Как ты можешь вот так спокойно сейчас это говорить? Он же… Ты же знаешь, сколько вреда хуторские причинили деревне!

— А деревня хуторским? — с вызовом произнесла Мира.

— Ах, вот, значит, как ты заговорила! Видно, здорово он успел запудрить тебе мозги! А ведь это предательство, Мира! Предательство, которое не прощается!

— Почему? — спросила девушка в безумной надежде все объяснить, заставить поверить ей и примирить враждующие стороны.

— Почему? — усмехнулся Степик. — Ты передавала ему информацию о нас, рассказывала обо всем, что делается в деревне, с самым невинным видом втерлась в нашу компанию, вынюхивая, а мы подозревали девчонок… Господи, Мира, как ты могла! — с горечью воскликнул он.

Когда Степик с парнями вот на этой самой кухне строили предположения, кто же доносит еврею о планах ребят, Мира сидела за грубкой, якобы погруженная в чтение «Мастера и Маргариты», а сама небось смеялась над ними. У них даже в мыслях не мелькнуло, что предательницей может быть Мира. Степик был так уверен в этом, впрочем, уверенность стала таять, когда парни устроили ловушку на речке, в которую, к сожалению, враг не попался, а Мира с самого утра куда-то пропала. Тогда Степик и вспомнил о тех незначительных моментах, когда, возвращаясь домой, не заставал сестренку на месте. Конечно, ее объяснения всегда походили на правду, а у него не было причин в них сомневаться. К тому же Рудинский свято верил: как только еврей с хутора попробует подойти к ней, заговорить, обидеть ее, что-то предложить, она немедленно расскажет ему. Но Мира молчала и не выглядела ни встревоженной, ни озабоченной. Степик не придал значения ее заинтересованности хутором, списав это на детское любопытство. Но когда она исчезла, а они, обеспокоенные, отправились ее искать и нашли ее рукавички и мужской шарф, тогда Рудинский чуть с ума не сошел от беспокойства. Оказалось — напрасно. Весь день Мира якобы просидела в доме соседки. Она очень удивилась их обеспокоенности и вела себя так, как будто ничего не произошло. Но именно тогда до Степика дошло — его сестра врет. Что-то случилось на речке, а Мира уверяла, что не была там.

Но, даже поняв очевидное, парень не мог поверить, что врет Мира осознанно. Может быть, хозяин хутора угрожал ей, принуждал, может быть, она боялась признаться в чем-то брату? Так хотелось верить в ее правоту, но она врала, не моргнув глазом. Мира оказалась «засланным казачком», которого они искали. Это открытие не могло не ранить, больно ранить, вызвав внутри Степика взрыв негодования, непонимания, боли, обиды, горечи, презрения. Лишь доказательств не было. Он не мог и не хотел верить в предательство сестры, но и ей верить тоже не мог. Степик поделился подозрениями с друзьями, те решительно отвергли их. Разве такое возможно? Разве могла Мира, юная, невинная, прелестная девочка пойти на такое? Нет, они не могли в это поверить, но проверить не отказались. В новогоднюю ночь Мира не пошла с братом, как собиралась. Зайдя после полуночи домой, Степик был уверен, что не застанет сестренки. Но она не ушла, только это не обнадежило парня. Он вернулся к ребятам. Пил водку и не пьянел, смотрел на веселые, раскрасневшиеся лица девчонок, а тяжелые мысли о Мире не давали расслабиться. Они камнем ложились на сердце. Терзали душу. Рудинский представлял Миру рядом с хозяином хутора и сжимал кулаки от бессильной ярости и досады. Где они пересеклись? Как? Когда? И как мог он, Степик, проглядеть? Невыносимо было думать, что между ними что-то есть, но еще сложнее осознавать то, что урод с хутора сумел обставить их и отомстить таким подлым способом.

Ближе к утру Степик вернулся домой и обнаружил Миру в постели. Но ее присутствие не убедило его ни в чем. В передней комнате еще не высохли лужицы растаявшего снега с ботинок девушки. Ясно: Мира уходила и лишь недавно вернулась. Весь следующий день, страдая похмельем, Рудинский все же не сводил глаз с Миры и видел, как она мается и тяготится нахождением в доме брата, ждет не дождется, когда же он уже уйдет. Выходит, всего за несколько дней хозяин хутора стал очень важен для нее, важнее Степика в сотню раз. Поверить и смириться с этим парень не мог. При одном лишь взгляде на ее задумчивое, отрешенное лицо холодная ярость закипала в его душе. Злые слова, полные обвинений и оскорблений, так и рвались с губ, но Степик сумел сдержаться. Ему нужны были доказательства. Он все хотел увидеть собственными глазами. Надежды на то, что подозрения могут оказаться ложными, почти не осталось, но где-то в глубине души Степик не мог принять очевидное.

С наступлением темноты он ушел из дома, предварительно сговорившись с друзьями. Они решили проследить за Мирой. Девушка не заставила себя долго ждать. Прошло немного времени, и они увидели, как она вышла из дома и, воровато оглядываясь, через огороды побежала к лесу, к хутору. Она бежала так, как будто за ней демоны гнались. Падала и поднималась и продолжала бежать, словно боялась, что ее могут задержать, остановить, не пустить…

Ребята едва удержали Рудинского, рвавшегося на хутор. Опасались, что он может наделать глупостей себе же во вред. Втроем они понимали: молодец этот еврей, придумал хороший план и здорово отомстил им через Миру. Заставил их бессильно сжимать кулаки от бешенства и досады. Проклиная все на свете, чувствовать себя беспомощными и растоптанными, побежденными. Но ни на мгновение им не пришло в голову, что могли ошибаться.

Они не пошли на хутор. Собирались дождаться Миру дома и заставить ее во всем признаться. Но Степик решил, что сам разберется с ней. Он боялся, что может не совладать с собой и сказать или сделать что-то такое, за что потом будет стыдно перед товарищами. К тому же Мирослава была его сестрой.