относится к коллегам женского пола, опекает их. А вот мужчин гоняет нещадно, — и он покосился на дальний угол дома, от которого к столу с пепельницами, спрятанному у самого забора, гуськом потянулись бойцы с сигаретами.

— И что мне с ним делать? — поинтересовалась Люджина. — У меня уже есть табельное оружие от Управления.

— Сдадите то, оформите это, — посоветовал Игорь, с удовольствием осматривая ствол. — Скажете, что от Дорофеи, никто не удивится. Дорофее часто передают оружие в нескольких экземплярах — она его тестирует и потом пишет разгромные отчеты. Но «Вербу» она сдержанно хвалила, — он прицелился в скворечник на одной из берез, хмыкнул удовлетворенно и вернул Люджине. — Вас, кстати, я тоже хочу похвалить.

— Сдержанно? — осведомилась капитан, склоняясь над сумкой и пряча улыбку. Она вставила пистолет обратно в кобуру и сложила его поверх банок с вареньем.

— Вы были великолепны, Люджина, — серьезно ответил Игорь. — Я сам бы не провел вербовку лучше.

— Спасибо, — она покачала головой, стряхивая сонное оцепенение, и поднялась, провожая глазами двух знакомцев, Ситникова и Поляну, которые входили через достоверно хлипкую калиточку хутора, о чем-то вполголоса тревожно переговариваясь. — Но вы сами знаете, что это было слишком просто и быстро. Он молод, прям, бесхитростен, неагрессивен и не пытался меня переиграть. Если б к сотрудничеству пришлось склонять вас, вы бы меня знатно потрепали.

— Но вы бы все равно справились? — с теплотой спросил Стрелковский.

— Еще не знаю, — Люджина прямо посмотрела на него и потянулась. Не хотелось никуда ехать, хотелось остаться здесь, в этом залитом солнцем благоухающем саду. — Вы ведь очень крепкий орешек, полковник.

— Ну а как вы? — поинтересовалась северянка у Игоря, когда, попрощавшись с хозяйкой и обходя коз, они подошли к машине. — Удачно пообщались с отцом Олегом?

— Плодотворно, я бы сказал, — Стрелковский поставил в багажник гостинцы от Дорофеи и мягко захлопнул его. — Он мне напомнил одну притчу из Первокниги. Вас отвезти домой?

— Нет, — она не стала спрашивать, что за притча. Снова потянулась, прежде чем сесть в машину. — Вечером у меня консультации, Игорь Иванович. Я из Управления и поеду.

— Этак вы и родите, консультируя, — проворчал он, выруливая и начиная спуск по дороге с холма.

— Может и рожу, — легко откликнулась она. — Родильное отделение там как раз в двух шагах.

Первокнига, Притчи

Однажды у святого Лаврентия, в молодые годы бывшего простым лекарем-виталистом и ходившего по Рудлогу для помощи занемогшим, порвались башмаки, подаренные почившей матерью. Лекарь очень любил свою матушку, а башмаки были единственной памятью о ней. Поэтому он надел башмаки с оторвавшимися подошвами и продолжил ходить в них. Он привык к тому, что ноги у него ранятся о камни, замерзают зимой или обжигаются о раскаленные камни летом, привык вынимать из них колючки и занозы. Зато матушкины башмаки были на нем, и казалось ему, что и ее благословение с ним до тех пор, пока он их носит.

Как-то раз лечил он дочку богатого купца и вылечил. Купец в благодарность осыпал его золотом, которое лекарь тут же роздал бедным, а дочка подарила ему удобные сапоги. Но на нем уже были его любимые башмаки, и поэтому он не взял сапоги.

Как-то лечил он брата набожной графини и вылечил его. И графиня подарила лекарю земли, которые он тут же роздал крестьянам, а также целых пять пар самой разной обуви. Но на нем уже были его любимые башмаки, и поэтому он ничего не взял.

И как-то пришла к нему бедная вдова из дальней деревни и стала умолять вылечить ее маленького сына от горячки. Она шла к лекарю целый день, и целый день нужно было идти обратно.

Лекарь очень спешил вслед за вдовой, но на середине пути пошел сильный дождь, дорогу развезло, и он стал утопать в грязи. Будь на нем башмаки с крепкой подошвой, он шел бы куда быстрее. А когда домик вдовы уже был виден вдали, дорога пошла вниз, и лекарь, упав, сломал ногу.

Бедная вдова не в силах была тащить его на себе. Был выбор — лечить себя или пытаться добраться до мальчика. И лекарь пополз, волоча сломанную ногу по грязи. Но когда он приполз, сам полумертвый от боли, у мальчика уже была агония.

Шесть дней лекарь держал душу мальчика в теле, шесть дней он лечил его тело. А на седьмой, когда ребенок выздоровел, оказалось, что у лекаря в сломанной ноге началась гангрена. Но виталистических сил остановить ее уже не было, и тогда лекарь сам отпилил себе ногу и едва сумел остановить кровь.

Пока он болел, к дверям его дома приезжали и купец с дочерью, и графиня с братом, и многие-многие, кому он помог, и снова предлагали помощь.

И на этот раз он не стал отказываться — взял и деньги, и земли, и построил на них обитель Триединого, и при ней — лечебницу для бедняков, и школу, и странноприимный дом, и стал учить крестьянских детей, и лечить, и помогать. А лечебницу и школу он назвал именем матушки.

Когда он уже был глубоким стариком, ученики вспомнили историю про башмаки и спросили, где же они теперь. Святой Лаврентий показал амулет, сделанный из кусочка сильно изношенной кожи, который он носил у сердца, постучал по деревянной ноге и сказал:

- Если носить старую потерю, теряешь то, что дается сейчас. Если нести старую потерю, потеряешь много больше того, что ты уже потерял. Настоящая память и любовь — это не носить старую потерю, сбивая душу, а творить новое и благое во имя ее.

Часть 1. Глава 8

25 апреля, Матвей Ситников

— Да, да, — на ходу говорил Дмитро в трубку, жестом показывая Матвею, чтобы дал еще одну сигарету. После дежурства они расположились за столом в уголке сада, который Дорофея Ивановна выделила для курящих, и сейчас вокруг толпились и дымили, переговариваясь, с десяток бойцов. Из-за дома пахло борщом и картошкой с укропом: смена обедала, и друзья планировали присоединиться после перекура. — А эвакуацию не начали, мам? Понятно, понятно, не волнуйся и батю успокой. — Он перекинул ногу через лавку и поманил Ситникова за собой, глазами указав на калитку. — Я сейчас с Матюхой обсужу все и перезвоню.

— Что