не обсуждал, и, наверное, только эмоциональная усталость и природная уравновешенность позволили ей быстро принять и переварить эту информацию.

— Имеет, — отозвался Игорь. — Здесь с Макроутом работает группа подполковника Пегова.

Люджина кивнула: Пегов был одним из замов Тандаджи и имел все нужные допуски. Значит, можно действовать посвободнее.

Из кладовой, к которой они направлялись, раздались мужские голоса — дверь открылась, и оттуда вышли несколько агентов. Узнав Стрелковского, отдали ему честь, поздоровались с Люджиной, которая была в гражданском, и отцом Олегом и проследовали наружу: там, на заднем дворе, огороженные высоким забором от случайных прохожих, на свежем воздухе стояли накрытые к обеду столы.

— Пересменка, — объяснил служитель, кивая в ответ на приветствия подчиненных Тандаджи.

Люджина заглянула внутрь: в кладовой виднелся открытый люк в подпол, откуда то и дело поднимались еще мужчины. Кто-то откровенно зевал, кто-то потягивался или мял пачку с сигаретами. Одними из последних появилась пара молодых ребят в военной форме, которых Люджина смутно вспомнила по награждению во дворце Рудлог. Один, огромный, доставал сигарету, второй, хмурясь, проверял телефон.

— Мамка звонила уже три раза, — говорил он, — надо быстрее перезвонить, выяснить, что там… — он, очевидно, тоже узнал Люджину и Игоря, потому что, осекшись, поздоровался, с острым любопытством глядя на нее. Ему гулко вторил второй парень.

— Это ведь и есть тот самый Матвей Ситников? — тихо поинтересовалась Дробжек, когда ребята скрылись за дверью.

— Совершенно верно, — подтвердил Игорь Иванович, ступая на лестницу вниз и протягивая руку. — Осторожней, капитан. Держитесь.

Она не стала отказываться от помощи.

Бункер оказался огромным: длинный коридор с выставленными дежурными, за стеклом справа — пункт управления и наблюдения со столами, телефонами, аппаратурой, эмагкинами, кабинетами, — сейчас там работали с десяток человек. Дальше по коридору слева — оружейная и склады, общие спальни, большая столовая, удобства, за поворотом — камеры, центр наблюдения, небольшой госпиталь и часовня. Несколько запасных выходов, спуск на минус второй уровень ниже в холм. Что там, Люджина даже не стала спрашивать. Похоже, сюда можно было бы переселить все Управление, и еще осталось бы место.

— Я хотел бы быть уверен, что темный не опасен для капитана Дробжек, — пока она осматривалась на ходу, Стрелковский общался со служителем. — Он все еще на блокирующих травах?

— Да, причем просит их сам, — подтвердил отец Олег. — Очень тревожится из-за вероятности сорваться, хотя здесь, рядом с часовней, это невозможно. Что касается физического нападения, то перед допросами его обычно фиксируют наручниками. Однако подробнее о мерах безопасности вам может рассказать командир гвардейцев.

— В этом нет нужды, — проговорила Люджина. — Если его темные способности блокированы, то кинуть на него стазис я всегда успею. Но я не думаю, что это понадобится.

— Вы уже знаете, как будете с ним говорить? — поинтересовался Игорь.

— С идеалистом, жаждущим спасти мир, и пусть неохотно, но готовым использовать любые способы? — отозвалась Люджина. — Да вы и сами знаете, Игорь Иванович. Вы только скажите мне, что для Управления приоритетнее. Полковник Тандаджи поставил две задачи — вывести Макроута на помощь Алине Рудлог и добыть всю возможную информацию о заговорщиках. Я бы сейчас упирала на первую задачу.

— Я тоже, капитан.

— Тем более что из записей допросов понятно, что с ним общались как с сообщником террористов, пытались разговорить и о возможной помощи не заговаривали.

— Что логично, — отметил Стрелковский с удовольствием: так ему нравился ее рабочий настрой. — Вы разве не знаете, что давать оппоненту понимание его исключительности и важности — это вручить ему ключ к манипуляциям и шантажу?

— Конечно, знаю, — отозвалась Дробжек ему в тон. — Но я рискну.

Часть 1. Глава 7

25 апреля, Люджина

Люджина, прежде чем направиться к арестанту, пообщалась с подполковником Пеговым, поглядывая на экраны в центре наблюдения — как Макроута пристегивают наручниками к креслу, повторяют короткий инструктаж о запрете резких движений, крика, нападения. Темный подчинялся с безразличием, опустив голову и словно не слушая. Дробжек еще раз быстро пробежала глазами стенограммы допросов, которые состояли из одних вопросов и примечаний о реакциях молчащего темного. Игорь, вопреки своим словам, уходить не торопился — о чем-то тихо переговаривался с Пеговым и тоже косился то на экраны, то на Люджину. Отец Олег в центр и не заходил — сразу направился к часовне.

Прошло минут двадцать. Темный почти не шевелился — но пауза для нервозности была выдержана достаточно, и Люджина направилась к выходу. Но перед этим она попросила у Пегова ключи от наручников.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — проговорил он ей вслед.

В небольшой камере, в которой помещалась только койка и стол с двумя креслами, стоял запах еды: видимо, у заключенного недавно был обед. В углу за ширмой, которая не скрывала арестанта от камер наблюдения, был оборудован закуток с туалетом, рукомойником и душем. Шумела система вентиляции, но все равно воздух казался сыроватым. Макроут на мгновение поднял голову, увидел женщину — и попытался встать, как и полагается аристократу. Не вышло. Он зацепился взглядом за живот Люджины, недоуменно и с любопытством хлопнул глазами — и тут же снова поник, отстранившись и закрывшись.

— Добрый день, — проговорила Дробжек, подходя к его креслу. — Позволите? Думаю, нам так будет удобнее.

Он напрягся, но головы не повернул — даже тогда, когда она открыла наручники. Браслеты со звоном упали, повиснув на цепочках на рукоятках кресла, но руками темный шевелить не стал. Дробжек, не дожидаясь ответа или реакции, опустилась в кресло напротив, долго устраивалась — спинка была железной, неудобной.

— Вы, вероятно, думаете, что к вам прислали женщину, чтобы вы были более сговорчивы и открыты, — проговорила она.

Барон смотрел в стол.

— И вы, конечно, правы, — продолжила она с усмешкой. — Но я пришла не затем, чтобы узнавать о ваших товарищах или работе вашей организации.

Он чуть шевельнул пальцами. Недоверие.

— Ведь вы не простой заговорщик. Вы искренне переживаете о судьбе Блакории и ненавидите иномирян. Я читала ваше досье. Ваш отец служил в армии, ваш дед служил, и прадед…

Он не двигался. Слушал.

— И вы опять-таки, вероятно, думаете, что я хочу вам польстить, чтобы вы были сговорчивее. И это тоже правда, — она улыбнулась и положила на стол досье. — Но пока я