— Нет, никогда. Это просто поручение: сотрудникиФедеральной прокуратуры просили меня сделать это для балтиморского Отдела порасследованию убийств. Мы оставили у них на руках незакрытое дело и хотимпомочь им подобрать концы. — Старлинг обнаружила, что неприязнь к Чилтонузначительно облегчает вранье.

— Вы подключены, мисс Старлинг?

— Подключена?

— Есть ли при вас устройство с микрофоном, чтобызаписывать, что скажет Лектер? Это полицейский термин — «подключить». Несомневаюсь, вы его слышали.

— Нет.

Доктор Чилтон достал из стола небольшой диктофон и вставилкассету.

— Тогда положите это в свою сумочку. Я отдамперепечатать и потом передам вам копию. Вы сможете использовать это дляподтверждения своих записей.

— Нет, доктор Чилтон. Этого я сделать не могу.

— Господи, да почему же нет? Прокуратура и полицияБалтимора постоянно просят меня дать анализ всего, что скажет Лектер по поводудела Клауса.

Хорошо бы обойти Чилтона, — говорил ей Крофорд. — Впринципе мы можем добиться от него чего угодно: предъявим судебноепостановление, и все тут. Но тогда Лектер моментально пронюхает, что нам нужно.Он видит Чилтона насквозь, лучше, чем рентген.

— Федеральный прокурор считает, что сначала нужнопопробовать подойти к нему неофициально. Если я запишу доктора Лектера без егоразрешения, а он потом об этом узнает, это будет… Это положило бы конец рабочимконтактам, которых удалось в какой-то мере достичь в прошлый раз. Вы, конечно,и сами согласитесь, что это так.

— Да как он может об этом узнать?

Да он в газете про это прочтет, как и про все остальное, чтотебе станет известно, недоумок дерьмовый. Она не ответила.

— Если эти материалы пойдут куда-то и ему придетсяподтвердить их как свидетельские показания, вы будете первым, кто их увидит, ия не сомневаюсь, что вас пригласят в качестве свидетеля-эксперта. Сейчас мыпросто пытаемся заставить его навести нас на след.

— А вы понимаете, почему он разговаривает с вами, миссСтарлинг?

— Нет, доктор Чилтон.

Он обернулся и принялся внимательно разглядывать каждыйдиплом, каждый аттестат из множества стоящих на столе и вывешенных в рамочкахна стене за его спиной, словно проводил подсчет голосов. Медленный поворот кСтарлинг.

— Вы что, и вправду полагаете, что знаете, что выделаете в данный момент?

— Разумеется, доктор Чилтон. — Что-то больно много«что».

Ноги у Старлинг дрожали — слишком много было беготни в этотдень. Ей вовсе не хотелось ругаться с Чилтоном. Нужно было оставить хоть что-тона Лектера.

— В данный момент вы являетесь в мою больницу, чтобыопросить моего пациента, и при этом отказываетесь сообщить мне полученнуюинформацию.

— Я лишь выполняю данные мне инструкции, доктор Чилтон.Вот номер ночного дежурного Федеральной прокуратуры. Будьте любезны, либообсудите с ним эту проблему, либо позвольте мне выполнить данное мне поручение.

— Знаете, мисс Старлинг, я тут не ключник. В моиобязанности не входит бегать сюда по ночам, чтобы впускать и выпускатьпосторонних. У меня был билет на «Холидей он айс»![41]

Он вдруг заметил, что сказал «билет», а не «билеты». ИКлэрис мгновенно представила себе его жизнь, а он мгновенно это понял.

Она представила себе грязноватый холодильник в его кухне иостатки еды на подносе из-под готового обеда, съеденного в одиночестве;застывшие в неподвижности на много недель кучи белья и одежды, ожидающие, когдаон о них наконец вспомнит и разложит по местам; она ощутила всю боль егоодиночества, его желтозубой улыбки и бесплодных попыток заглушить сен-сеномдурной запах изо рта. Но словно стальное острие, неожиданно ударившее изскрывавшей его рукояти, ее поразила мысль: нельзя его жалеть, нельзя щадить,нельзя продолжать разговор, нельзя отвести глаза. И она глядела прямо ему влицо и чуть выше вскинула голову, чтобы он видел, как она хороша, чтобы понял —она все о нем знает и знает, что ему некуда отступать, что он теперь не можетдольше тянуть, не может даже продолжить разговор.

Он отправил ее в отделение с дежурным санитаром по имениАлонсо.

Идя с Алонсо по коридорам к самому дальнему из отделений ивсе дальше и дальше углубляясь в недра лечебницы, Старлинг ухитрилась почти неслышать ни лязганья дверей, ни воплей и стонов, хотя всей кожей чувствовала,как содрогается от них воздух. Атмосфера давила на нее, словно она погружаласьвсе глубже и глубже под воду.

Сознание, что умалишенные — здесь, рядом; мысль о том, чтоКэтрин Мартин, связанная и в полном одиночестве, в руках одного из им подобных;что он, возможно, ходит вокруг нее, нащупывая в карманах свои страшныеинструменты, — все это подгоняло Старлинг, придавало решимости. Но ейнужна была не только решимость. Тут нужно быть предельно спокойной и твердой,точно нацеленной и острой, словно скальпель хирурга. Нужно сохранять терпение,хоть время поджимает ужасно, и следует спешить изо всех сил. Если доктор Лектери знает ответ, ей придется нащупывать его среди неисчислимых ответвлений егомысли.

Старлинг вдруг осознала, что думает о Кэтрин Бейкер Мартин,как о ребенке, чью фотографию она видела по телевидению: маленькая девочка наяхте.

Когда они подошли к последней тяжелой металлической двери,Алонсо позвонил.

— Научи нас любви, научи равнодушию, научи насспокойствию и тишине.

— Простите, вы что-то сказали? — спросил Алонсо, иСтарлинг поняла, что говорила вслух.

Он передал ее огромному надзирателю, отворившему им дверь.Клэрис заметила, что, повернув назад, Алонсо перекрестился.

— С возвращеньицем, — сказал надзиратель изадвинул засовы.

— Привет, Барни.

Огромный указательный палец Барни был заложен меж страництолстой книги в мягкой обложке: он боялся потерять страницу. Старлинг прочланазвание: «Разум и чувствительность», Джейн Остин. Сегодня Старлинг быланастроена замечать все вокруг, до мельчайших деталей.

— Как вам освещение сделать? — спросил Барни.

В коридоре между камерами было почти темно. В дальнем концеона видела яркий свет, падавший на пол из последней камеры.

— Доктор Лектер не спит.

— Как всегда. Он по ночам не спит, даже если светпотушен.

— Оставьте освещение как есть, пожалуйста.

— Идите по середине коридора, не касайтесь решеток,хорошо?