Кто-то чиркнул спичкой или прикурил от зажигалки! Огонькасигареты не видно, однако всем своим напрягшимся существом Тина уловилагорьковатый запах табака, тянувшийся снизу.

Сторож? Да ну, глупости. Какой может быть сторож на лодочнойстоянке в Тамбовке?! Вряд ли даже на самом причале он есть!

Мысли всполошенно метались, а ноги делали свое дело: неслиТину прочь от берега.

На цыпочках, почти бесшумно, и не туда, откуда она пришла,не к деревенской улице, а дальше, к окраине, откуда шла по-над берегом широкая,разъезженная колея до заброшенного студенческого городка, а оттуда – тропа вКалинники.

Дойти до Калинников – это километров десять – и там поднятьтревогу. Пусть будет что будет, пусть даже поначалу Тину задержат, только бызакончилось наконец это одинокое бегство – в ночь, в никуда – от смерти.

За что? Что она такого сделала?!

И не надоест же задавать все тот же вопрос!

* * *

За минувшие месяцы Тина уже привыкла не увлекаться попрекамисудьбе, которая одним махом сломала всю ее жизнь. А сейчас вдруг вспомнилось,как сразу, безоговорочно поверил Михаил, когда на вопрос: «Что же ты натворилатакого?!» – Тина жалобно всхлипнула: «Ничего! Просто увидела сон!» Конечно, втот момент было не до подробностей, не до охов и вздохов, и все-таки… Все-такиТина почувствовала: он все понял правильно. Может быть, даже успел подумать сраздражением: «Опять!»

Опять, опять!.. А если на то пошло, что такое эта егострасть к знахарству, если не зараза, отчасти перешедшая от Тины? Не отдаваясебе в этом отчета, всячески выставляя препоны здравомыслия и скепсиса, онкое-что невольно перенял у своей экзальтированной, если не сказать более,женушки, которую даже родная мать называла порой истеричкой и чокнутой. Подгорячую руку, конечно. Когда, например, Тина (еще девчонкой!) нипочем не хотелаидти в музыкальную школу. Она ненавидела эти принудительные уроки, а матушкапросто-таки на стенку лезла: «Да ты знаешь, сколько это стоит?! Я ради тебя!..»Ну, это, положим…

Как-то раз, после особенно дикой сцены, окончившейсяистерическим припадком у обеих, Тина все же решилась ослушаться и не пойти вмузыкалку. А на другой день узнали, что в классе рухнула потолочная балка(старенький домик давно дышал на ладан), придавив учительницу, уныло ожидавшуюпоявления своей нерадивой ученицы.

Потом однажды Тина нос к носу столкнулась с новым маминымкавалером – и, разразившись слезами, вдруг ринулась прочь, до столбнякасконфузив Ирину Максимовну. Последовала сцена с причитаниями – «Из-за тебяпогибла моя молодость, а ты!..» Через неделю старшую Донцову вызвали в райотделмилиции: кавалер-то оказался рецидивистом в розыске! Специализировался он наограблении одиноких, изголодавшихся по мужской ласке дамочек…

Да мало ли можно вспомнить таких случаев! Только вспоминатьне хотелось: даже и теперь, через годы, Тину начинало трясти, а в детстве июности все это непременно сопровождалось тяжелейшими истерическими припадками.

Ирина Максимовна и сама-то не принадлежала к числу людейсдержанных, заводилась с полоборота, долго и с упоением орала на не угодившихей кассирш, продавщиц, сослуживиц, знакомых… Тина втихомолку страдала от этого,стыдилась матери и больше всего на свете боялась сделаться на нее похожей.Безмерно чувствительная, предельно эмоциональная от природы, она насильнонадела на себя маску непроницаемой сдержанности и холодного равнодушия ко всемуна свете – прежде всего к собственной душе. Бурь, которые бушевали в ней, Тинастыдилась как одного из проявлений наследственной скандальности – и давила их,глушила, как только могла.

Выйдя замуж за Михаила, она доверчиво распахнула перед нимсвой внутренний мир… и очень быстро поняла, что мужа явно шокируют ее «фокусы».Сначала он пугался за Тину, не в силах, например, прервать ее дремотногооцепенения перед горящей свечой, которое заканчивалось невнятным бормотанием окаком-то автобусе, чьей-то сломанной ноге… Потом начинал тихо рычать, найдя еесреди ночи на балконе. Жена, подставив ладони-ковшики под звездный свет,бормотала: «Что-то случилось плохое! Что-то где-то случилось!..»

А то, что дней через десять Михаил упал на автобуснойостановке и получил трещину берцовой кости, а вскоре пассажирский самолетврезался в гору на побережье Татарского пролива, – воспринималось какслучайность. А обращать внимание на женушкино бормотание не стоит. Теща, такта, не стесняясь, покручивала при взгляде на нее пальцем у виска, а муж?!

Михаил любил Тину, а потому раздражение против «фокусов»очень скоро перешло у него в снисходительную жалость к «дурочке», к«юродивенькой»… И снова пришлось Тине надевать на себя броню равнодушия исамоуверенности. И постепенно новое свойство характера стало ее второй натурой,оттеснив в самые отдаленные закоулки сознания сверхчувствительность,способность к провидению. Тина временами почти забывала об этом своем глубокоподавленном втором «я». И когда это пришло вновь, она даже себе самой не хотелапризнаться в том, что это не просто сон, что опять, опять началось прежнее…Нет, не началось – вспыхнуло на миг. Но обгорела Тина в том огне дочерна.

Но почему все-таки? Что послужило толчком?

Да, она крепко привязалась к Валентину, даже мечтала выйтиза него замуж (если ради этого не придется переезжать в Москву), однакосамозабвенной, пылкой страстью это не было. Или теперь так кажется, когда времяпрошло? Нет, Михаила она когда-то любила сильнее.

Так чем же была вызвана яркая вспышка в сознании? Какими-тогеомагнитными явлениями? Бурями на солнце? Нет, не то… Жаль только, что непригрезились ей заодно и последствия этого предвидения.

Она напрягла память, но не смогла вспомнить даже намека нанынешнюю ситуацию – бег сквозь тайгу, бегство от смертельной опасности…

Тина кое-как припомнила эти места. Вон там тропочка надберегом. А вдруг ее преследователей осенит, каким путем она может от них уйти,и они…

Знают или не знают? Можно выяснить это эмпирическим путем,топая и топая вперед. Однако не исключено, что ее опыт будет прерван пулей, итогда Тина отправится прямиком туда, где ее поджидают Валентин, и Света, иДанилушка с бабой Верой, и Михаил с Лидой… Хотя нет – Лида, пожалуй, неподжидает. А вот интересно: там, на небесах, она по-прежнему будет ненавидеть«соперницу» или смерть воистину примиряет всех?

Тина схватилась за виски и встала, чуть покачиваясь отсильного головокружения. Ветер бессонно гудел в вершинах берез, и Тина самасебе вдруг показалась деревом, которое нещадно треплет ураган.