– Это может быть, повторю, от удара о камни. Выпила барышня винца или водочки, отправилась на реку с мужиками типа рыбу половить, споткнулась, да и упала… Ударилась головой, захлебнулась и все. А свидетели твои все это придумали, про машину. Испугались.

– Ладно, подождем результатов экспертизы…

…

Семейная гостиница, в которой они поселились, приехав на море, располагалась на первой линии, в двух шагах от пляжа. Конечно, Игорь приплатил, чтобы окна их номера выходили прямо на море. Второй этаж, три уютные комнаты со свежим ремонтом, маленькая кухня, и это при том, что хозяйка, миловидная женщина по имени Маргарита, сказала, что в цену за проживание входит и питание. В небольшой пристройке располагалась большая, увитая виноградом и клематисами столовая, где можно было позавтракать, пообедать и поужинать. Из кухни всегда доносились запахи готовящейся еды: то свежей выпечки, то слегка подгоревшего молока (как пахнет в детском саду, когда варят молочную кашу), то жареной рыбы или шашлыка. Все, что Валентина с Игорем пробовали здесь, было вкусным, домашним.

Маргарита – хозяйка. Валентина, глядя на эту холеную, спокойную и приятную женщину, спрашивала себя, какой и где надо было родиться, чтобы в зрелом возрасте стать такой счастливой. И дом роскошный иметь, да еще рядом с пляжем, и мужа красивого и заботливого, и двух взрослых детей. Муж Володя, статный мужчина лет пятидесяти, красавец с синими глазами и густыми, слегка тронутыми сединой волосами, вежливо поздоровавшись с гостями, сразу же куда-то укатил, как потом выяснилось, в Москву по делам. Дети же, брат и сестра, белокурые, голубоглазые, высокие, как финны, работали на кухне и обслуживали гостей в столовой. Маргарита контролировала их, давала работу двум горничным и садовнику и выглядела вполне счастливой. Понятное дело, что это ее стараниями садик, отделявший двухэтажный беленький особняк от ворот, за которыми простирался пляж и синело море, был ухожен – розы всех оттенков цвели пышным цветом, зеленая лужайка тщательно выстрижена, в белоснежных вазонах цвели веселые яркие петунии, а вдоль забора росли фруктовые деревья, усыпанные плодами – лиловый переспевший инжир, спелые янтарные груши, розовые и бордовые яблоки, нежные персики…

А как прожила свою жизнь и чего добилась сама Валентина? Конечно, если б не Игорь, который неожиданно женился на ней, может, ее бы уже давно не было в живых… Она понимала, что он, довольно молодой еще и красивый мужчина с повадками зверя, женился на ней из-за квартиры, которая чудом уцелела после ее алкогольных художеств. Как женщина она его практически не интересовала, и он вспоминал о ней как об особи женского пола лишь в тех случаях, когда ему нужно было просто разрядиться, а иногда и выплеснуть свою агрессию. Кроме того, ему было удобно жить с женщиной, постоянно испытывающей чувство вины из-за ее алкогольного прошлого. Она готовила ему еду, ухаживала за ним, следила, чтобы в квартире было чисто, а время от времени подрабатывала сиделкой. Хотя нужды в деньгах у них никогда не возникало – Игорь был вором, и деньги в доме не переводились. Где он добывал их: квартиры ли взламывал, грабил ли на улице, – она не знала. Но всегда, когда он приносил домой деньги, какие-то вещи, драгоценности, она старалась улыбаться ему, поощряя добычу, хотя это было для нее настоящим мучением. Но ничего менять в своей жизни она уже не хотела, да и не могла, не было сил. Довольствовалась малым – крыша над головой есть, деньги – тоже, да и мужчина рядом. Она понимала, что он живет какой-то своей жизнью, у него много женщин (сколько раз она отстирывала его рубашки от губной помады разных оттенков!), но все равно живет с ней, тихой и забитой женой, молчаливой и терпеливой. Он знал, что она никогда его не выдаст, что предана ему, как собака. О детях они никогда не говорили, словно оба понимали – тот образ жизни, что они ведут, не предусматривает наличие детей. У них особенная семья. У них не было друзей, они никуда не ходили, разве что в рестораны. И тогда он наряжал ее, надевал на нее украшения, словно она была куклой, привозил в ресторан, где отчаянно напивался и начинал тихо и ядовито ее оскорблять, мол, ты некрасивая, за собой не следишь, кожа у тебя, как тряпка, а глаза – мертвые, в тебе нет жизни. В какие-то минуты она понимала, чувствовала, что он ее ненавидит и даже готов избавиться от нее.

Каждое лето ездили на своей машине в Лазаревское. Его туда как магнитом тянуло. Он любил море, мог целыми днями жариться на пляже. Но потом вдруг куда-то исчезал, не говоря ей ни слова. Она понимала, что он заприметил где-то поблизости жертву, и теперь, пока не выпотрошит ее, не успокоится, у него зуд такой – взять то, что плохо лежит. Иногда ей казалось, что он уже просто болен, не может остановиться. Она возвращалась домой, то есть в гостиницу, вот как эта, Маргаритина, и долго стояла под прохладным душем, спрашивая себя, когда же этот ад уже закончится и она сможет жить спокойно, не оглядываясь. Ведь в любую минуту в дверь могли постучать, чтобы схватить Игоря. А она пойдет как соучастница. Значит, впереди тюрьма?

А сколько раз она отмывала от крови его одежду? Не то что ее было много, нет, так, брызги… Кого он порезал? Кого ударил, чтобы спокойно «обнести» квартиру или дом?

Вот и в этот раз, буквально вчера вечером, вернувшись в гостиницу, он сбросил себя все и надолго скрылся в ванной комнате. Валентина подняла с пола одежду и увидела на ней кровь: на рукавах темной пестрой рубашки, на черных джинсах. Он с самого утра, значит, уже знал, куда пойдет, к кому, раз оделся не по погоде: вместо белой футболки или веселой красной гавайской рубашки с короткими рукавами и белых шорт выбрал все темное… Пол-лица закрывали огромные черные очки. На голове – натянутая по самые брови джинсовая кепка. Вор, преступник. У кого что украл? Кого ограбил? Кому сломал нос или разбил голову?

У порога она заметила выгоревший холщовый рюкзачок, открыла его, увидела ворох мятых купюр вперемешку с блеснувшими в полутьме золотыми цепочками…

Он вышел из ванной комнаты, посмотрел на нее так, что она все поняла – надо постирать одежду и не задавать никаких вопросов.

Она сунула одежду в стиральную машину.

– Где будем сегодня обедать? Здесь или выйдем куда-нибудь? – тихо спросила она, хотя есть ей совершенно не хотелось.

– Посмотрим. А сейчас пошли на пляж. Искупаться хочу.

Он надел свою любимую гавайскую рубашку, шорты, Валентина набросила на себя легкий пляжный халатик, и они вышли из гостиницы. Игорь вел себя так, словно ничего и не произошло. Просто стер из своей памяти утренний эпизод и теперь шел по саду, мимо пышно цветущих роз, насвистывая какой-то веселый мотив.

– Я купаться! – И он, обогнав ее, бодро запрыгал по ступенькам к морю.

На пляже Валентина расстелила полотенце, разделась и, оставшись в черном сплошном купальнике, худенькая, белокожая, улеглась, подставив спину горячим солнечным лучам. Вокруг шумела пляжная веселая жизнь – раздавались вскрики детей, смех, слышен был плеск воды, торговцы зазывали отдыхающих купить сладости, вареную кукурузу, фрукты, орехи, мороженое. Как же ей хотелось научиться, как Игорь, вырезать, вытравлять из своей памяти то, что долгие годы причиняло ей боль и сделало ее таким вот безропотным и терпеливым существом. Или хотя бы просто не вспоминать какие-то события из своей жизни. Особенно тот период, когда она сильно пила. С чего это началось, она так и не поняла. Связалась с пьющей подружкой, которая заливала свою разрушенную личную жизнь вином и водкой, потом сама познакомилась с прохвостом, забеременела… Квартиру, доставшуюся ей от родителей, поменяла на меньшую, деньги прогуляла. И никто-то ей не помог, не остановил. Получается, не теми людьми она себя окружила, вот так все сложилось глупо… И если бы не Игорь…