– Ничего… Входите! – Саша распахнул калитку, и троица вошла в сад. Над зеленой лужайкой били весело фонтанчики, поливая все вокруг, запах роз разливался по саду, смешиваясь с ароматами кухни.

Мужа она нашла в столовой за их столиком. Перед ним на белой скатерти высились две стопки грязных тарелок – он уже давно пообедал и теперь пил вино.

– Где шляешься-то? – он смотрел на нее из-под прикрытых век сонно и зло. – Обед уже закончился.

– Ничего, мне сейчас принесут.

– Ну и сиди тут… Сгорела вся, красная как рак. Мозгов-то нет… дура.

Если бы она пришла чуть раньше и за соседними столиками обедали другие постояльцы, ей было бы нестерпимо стыдно за себя, за свою дурацкую семью, за мужа, и ее пребывание в гостинице показалось бы ей настоящей пыткой. Но в столовой кроме них двоих, к счастью, уже никого не было.

Вера принесла ей тарелку, полную ароматных баклажанов под аппетитными кружками жареных помидоров и щедро сдобренных россыпью тертого чеснока.

– Суп? Рыбу?

– Нет, спасибо. Если можно, немного брынзы с оливками и кусочек дыни, – попросила Валя.

– Отлично! В такую жару я бы тоже от супа отказалась…

Вера задержалась возле столика Валентины, словно хотела что-то сказать, но передумала, вздохнула и быстрым шагом направилась в сторону кухни.

– Привет, соседка! – В столовую вошла, кутаясь в прозрачную розовую шаль, молодая женщина в широкополой шляпе. Ну прямо модель!

На ее голос из кухни тотчас показалась Маргарита, в фартуке, раскрасневшаяся от готовки.

– Ну, привет, Наталья. Что, снова на баклажаны пришла?

– Да по всему Лазаревскому ароматы плывут… Ты так всех моих постояльцев переманишь. Два столика у меня сегодня пустуют, наверное, к тебе ходили обедать.

– Нет, у меня твоих сегодня не было, – устало проговорила Маргарита. – Думаю, они где-нибудь на набережной обедали. Ты извини, Наталья, но мне некогда. Работы много.

– А что твой супруг, еще не вернулся?

– Да он же недавно уехал.

– Сейчас самый сезон, а он в Москву укатил. Это правда, что вам там по наследству квартира от тетки осталась?

– Откуда знаешь?

– Так от твоего и знаю, похвастал.

– Не мог он тебе сказать… Хотя какая разница уже, кто сказал. Пока еще неясно, говорю же, по делам в Москву поехал.

– Ладно, положи мне в контейнер баклажанов, да пойду я. Думаешь, у меня дел мало? Тоже устаю, у меня все номера заняты, а горничная моя траванулась чем-то, сегодня пришлось самой два номера вымывать, – Наталья положила на стол деньги.

Маргарита ушла, из кухни вышла Вера с подносом в руках, подошла к столику, за которым сидела Валентина, поставила перед ней блюдо с белоснежными кусочками брынзы в венке из ароматных трав и тарелку с оранжевыми кубиками сочной дыни. Валентина, которая в какой-то момент перенеслась в другой мир и находилась в странном полубессознательном состоянии, пыталась заглянуть в лицо Верочке, но та, наоборот, старалась не пересечься с ней взглядом.

Будь Игорь с ней поласковее или просто почеловечнее, Валя поделилась бы с ним своим открытием, предположением, переполнявшими ее чувствами. Но Игорь с каждым днем все больше отдалялся от нее, и страх, что он ее все-таки бросит, оставит, исчезнет из ее и без того невеселой жизни, отнимал последние силы. Хотя не того ли она хотела? Ее мысли и чувства путались.

Она так четко представила себе, что бы он ответил, расскажи она ему о произошедшем с ней на пляже, что сразу же отмела саму возможность подобного разговора. Он бы заорал на нее, что она помешалась на своих детях, что они постоянно ей повсюду мерещатся, что у нее мозги расплавились на солнце, а то и вовсе обозвал бы ее сумасшедшей, сказал бы, что по ней психушка плачет. Сколько раз она сожалела о том, что призналась ему в самом начале их знакомства, что избавилась от своих детей, отправила их в свободное плавание по жизни, поступила, как последняя тварь. А ведь ее за язык никто не тянул. Сама, растрогавшись, рассказала ему жуткую историю о том, как своих пятилетних близнецов она отдала одной богатой женщине, с которой познакомилась на детской площадке. «Отдай мне своих детей, они будут у меня с золотых тарелок кушать… Ты же пьешь, птица моя, погубишь деток…» Она отдавала детей в пьяном дурмане, мало что помнила. Кажется, ей тогда заплатили, но куда она дела деньги и сколько их было, так и не вспомнила. Наверняка пропила.

Рассказала Игорю, в котором увидела своего спасителя, как потом поменяла имя и фамилию, продала одну квартиру и купила другую, чтобы ее не нашли, не вычислили, не спросили, где ее дети, почему не ходят в школу…

Конечно, если бы она была с детьми, не случилось бы в ее жизни такого мужчины, как Игорь. Таким, как он, дети не нужны, особенно чужие. Но чем больше она думала об этом, тем тяжелее становилось на душе. Да и что теперь говорить, когда она и за жизнь-то уже давно не цепляется и душа почер- нела вся.

Игорь был прав, ей уже несколько раз мерещились ее близнецы, но все эти дети, светловолосые и голубоглазые, были не старше пяти-шести лет, примерно такие, какими она видела их последний раз. В ее помутневшем сознании они так и остались детьми. А сегодня она первый раз вдруг увидела своих детей такими, какими они и должны были стать спустя почти пятнадцать лет. Поначалу она, услышав на пляже историю про песочного человека, которую она придумала сама как-то на пляже на Клязьме, где они с детьми купались, просто представила себе, что Саша и Верочка – ее выросшие дети. Решила сама с собой сыграть в эту игру. Представить себе, что было бы, если бы это действительно оказалось так. Рассказала бы она им о том, кем является, или, стыдясь своего поступка, промолчала, но постаралась бы остаться в Лазаревском, чтобы иметь возможность наблюдать за ними, как-то помогать? Да хоть на кухню к ним пойти работать или горничной, почти за бесплатно, за еду и крышу над головой. Вот это была бы жизнь!!!

Да, поначалу это была игра, фантазия. Тем более что и Маргарита не была похожа на ту женщину, которой она подарила или продала своих детей, да и ребят этих звали не Светлана и Борис, как они были записаны в свидетельстве о рождении, а Саша и Верочка. И вдруг наступил момент, там, на лестнице, когда она была настолько близко к Саше, что могла заглянуть ему за ворот и посмотреть, есть ли там, чуть повыше левой лопатки шрам от рыболовного крючка, порвавшего кожу трехлетнего Бори, когда тот, изображая из себя рыбака, закинул сделанную им же удочку с большим крючком, «поймав» себя сзади за нежную кожу… Будь тогда Валя трезвой, она отвезла бы ребенка в больницу, где ему помогли бы извлечь крючок, и шрама бы не осталось. Она же поступила иначе – рванула глубоко засевший крючок, разорвав кожу, и потом до самой ночи успокаивала сына, орущего от боли, – ведь она в ужасе от содеянного все поливала и поливала его рану водкой…

История про клеща была выдумана мгновенно, и, хотя выглядела глупой, дала возможность заглянуть Саше под рубашку. И когда она увидела шрам, колени ее ослабли. И даже в столовой, выслушивая грубость от Игоря, она никак не могла прийти в себя от правды – судьба свела ее с детьми! Это просто чудо какое-то!!!