— Слушай, к чему ты мне это рассказываешь? —вскипела Лола. — Больше мне делать нечего, как про какого-то партийногофункционера слушать! Что тут интересного?

— Лола, я тебя не узнаю! Ты стала нелюбопытной, а этоплохо для нашей работы… — укоризненно проговорил Леня. — Дело в том, чтоэтот самый Лопатин работал в НКВД. И до войны, и в войну. А после войны оноттуда ушел на партийную работу. А жена его нигде не работала. Не то она былаартистка, не то несостоявшийся художник, в общем, собирала произведения искусства.То есть это он собирал.

Но про это стало известно только после его смерти, то естькакие-то слухи просочились, потому что вдова была еще женщина не старая иболталась по всяким салонам и выставкам. Коллекцию своего мужа она показывалаочень немногим. И вот сейчас я встречаюсь с человеком, который должен бытьосведомлен о коллекции вдовы Лопатиной. То есть покойной вдовы…

— Так не говорят, — заметила Лола, отбирая уМаркиза галстук и поворачивая его к себе лицом.

Она полюбовалась красивым узлом и сняла пылинку с его плеча.

— Спасибо, дорогая. — Маркиз чмокнул ее в щеку ииспарился.

Маркиз вошел в антикварный магазин на Литейном проспекте,миновал зал, недовольно покосившись на пошленький туалетный столик карельскойберезы и картину неизвестного художника середины девятнадцатого века «Утро наптичьем дворе», толкнул дверь с надписью: «Посторонним вход воспрещен».

Охранник, лысый отставник с оловянными глазами, шагнул кнему, но Маркиз махнул рукой и бросил:

— К Артуру!

В кабинете хозяина царила уютная полутьма. По стенам виселипортреты осанистых вельмож и их очаровательных жен в кружевах и парче. Артур,низенький толстячок с живыми бегающими глазками, сидел в глубоком кресле запомпезным столом черного дерева с бронзовыми накладками и курил тоненькуютемную сигарету.

— Здорово, Артур! — Маркиз протянул руку хозяинукабинета. — Ты что это, никак женские сигареты куришь?

— Что бы ты в этом что-нибудь понимал! поморщилсяАртур, приподнявшись из-за стола и удостоив Маркиза рукопожатия — мягкого ивлажного, как малосольная селедка. —Какими судьбами?

Отношение Артура к Маркизу было сложным и неоднозначным. Содной стороны, Леня мог иногда недорого продать какую-нибудь случайно попавшуюв руки по-настоящему ценную вещь или поделиться интересной информацией. Сдругой стороны, он был слишком самостоятелен, не подчинялся ни одному изкриминальных авторитетов, а это опасно, и Артур, при его рискованном бизнесе,опасался случайно попасть в немилость из-за контакта с свободолюбивым мошенником.Во всяком случае, следовало соблюдать осторожность.

— Так что же тебя привело в мою берлогу?

— Артурчик, ты все знаешь! — Леня сел верхом настул (Россия, ампир, десятые годы девятнадцатого века).

— Ты мне льстишь, Леня, — Артур откинулся на спинкустула, — а раз ты льстишь, значит, тебе что-то от меня нужно.

— Информация.

— Какая?

— Тебе что-нибудь говорит такая фамилия — Лопатин?

— Ничего! — уверенно заявил Артур, но именно поэтой уверенности, а также по тому, как забегали его глазки, Леня понял, чтопопал в точку.

— Так-таки и ничего? — Леня придвинулся вместе состулом к черному инкрустированному столу, за которым Артур окопался, как забруствером окопа. — Первый раз слышишь?

— Вот те крест!

— Артур, ты некрещеный! А помнишь то бюро красного дерева?

— С круглой консолью? — Глазки Артура плотояднозажглись.

— С круглой консолью, — подтвердил Маркиз.

— И с потайными ящиками?

— Именно!

— И ты мне его продашь?

— Продам, живоглот, и очень дешево, если ты поделишьсясо мной информацией! Представляешь, за такую неосязаемую вещь, как информация,ты получишь замечательное бюро раннего классицизма!

— Ты змей-искуситель, — тяжело вздохнулАртур, — ты просто вьешь из меня веревки!

— Из тебя, пожалуй, совьешь! Ты скользкий, как угорь!Ну так как, твоя память восстановилась?

— Кажется, да… — Артур снова тяжело вздохнул. —Какая, ты говоришь, фамилия?

— Лопатин, — повторил Маркиз.

— Нет, ничего не знаю, — Артур уставился в потолоки замолчал.

Когда Леня хотел уже нарушить тишину возмущенной репликой,Артур усмехнулся и негромко проговорил:

— Вот фамилия «Лопатина» мне действительно кое-чтоговорит. Анна Ермолаевна Лопатина.

Леня придвинулся еще ближе и замер, весь обратившись в слух.

— Ведь понимаю, что нельзя об этом говорить, — какбы жалуясь, продолжил Артур, но ради старой дружбы…

«И ради уникального бюро», — хотел добавить Маркиз, новоздержался.

— Ради старой дружбы я, так и быть, расскажу тебе то,что слышал. Только, — Артур понизил голос, — ты ведь понимаешь — ниодна живая душа не должна знать об этом разговоре!

— Естественно, — Маркиз кивнул, — это и вмоих интересах.

— Есть такая одинокая старушка, божий одуванчик, —начал Артур, удобно развалившись в кресле, — кажется, она вдова какой-тошишки то ли из НКВД, то ли из ГПУ. Ее покойный муж, царствие ему небесное, был,должно быть, редкой сволочью, но у каждой сволочи можно найти хоть однупривлекательную черту. Так вот он собирал картины.

— Подозреваю, что он их не просто собирал, а отбирал увсевозможных «врагов народа», — вполголоса проговорил Леня, — так чтовряд ли это можно отнести к числу его достоинств.

— Это не наше с тобой дело, Ленечка, — отмахнулсяАртур, — и если хочешь слушать не перебивай!

Леня приложил палец к губам и застыл.

— Короче, этот хмырь умер уже очень давно, а старушкажила себе тихо-мирно, получала за мужа приличную пенсию и не слишком заботиласьо том, что осталось от коллекции покойника.

Но возраст у нее уже очень солидный, и, будучи женщинойпредусмотрительной, Анна Ермолаевна решила составить завещание. То ли у неевнучатый племянник есть, то ли племянница — неважно…

Маркиз кивнул, показывая, что внимательно слушает.

— Короче, нотариус пришел к ней на дом, составилдокумент, а заодно осмотрел старушкины богатства — надо же знать, о чем речь взавещании! Так вот, насколько я знаю, — Артур скромно потупился, —нотариус обнаружил у старушки чертову прорву дешевой мазни и… — Артур сделалпаузу и артистично подчеркнул важность следующих слов красивым жестом маленькоймягкой ручки, — и маленькую картину Мартини!

— Что? — переспросил Маркиз, не поверив своимушам. — Что ты сказал?