— Он был твоим братом?

— Да. Он умер. Набери таз тёплой воды, Лизи, хорошо? Тёплой,но не горячей.

Она хочет задать ему всякие и разные вопросы о его брате,(Отец говоил Полу и мне снова и снова) раньше она и не подозревала, что уСкотта был брат, но сейчас не время. Не собирается она и уговаривать его ехатьв отделение неотложной помощи, во всяком случае, немедленно. Во-первых, если онсогласится, за руль придётся садиться ей, а она не уверена, что справится,потому что внутри всё дрожит. И он прав насчёт кровотечения, оно уже далеко нетакое сильное. Возблагодарим Бога за маленькие радости.

Лизи достаёт белый пластмассовый таз (купленный вгипермаркете «Маммот-Март» за семьдесят девять центов) из-под раковины инаполняет его тёплой водой. Он опускает в воду порезанную руку. Поначалу всё впорядке: щупальца крови, которые тянутся к поверхности, её не смущают. Но когдаон начинает второй рукой потирать раненую, вода становится розовой, и Лизиотворачивается, спрашивая его, почему, во имя Господа, он вновь вызываеткровотечение.

— Я хочу точно знать, что раны чистые, — отвечает он. — Онидолжны быть чистыми, когда мы… — Пауза, потом он заканчивает предложение: —Ляжем в постель. Я могу остаться у тебя, могу? Пожалуйста!

— Да, — кивает она, — конечно, ты можешь. — И думает: «Тысобирался сказать совсем другое».

Когда он приходит к выводу, что рука в достаточной степениотмокла, то сам выливает кровавую воду, освобождая Лизи от этой обязанности,потом показывает ей свою руку. Влажные и блестящие порезы выглядят уже нетакими опасными, и одновременно они ужасны, чем-то напоминают рыбьи жабры,розовые сверху, в глубине переходящие в красноту.

— Могу я воспользоваться твоей коробочкой с пакетиками чая,Лизи? Я куплю тебе новую, обещаю. Я вот-вот должен получить чек за потиражные.Более чем на пять тысяч долларов. Мой агент поклялся честью своей матери. Тотфакт, что у него была мать, сказал я ему, для меня новость. Это, между прочим,шутка.

— Я знаю, что это шутка, я не такая тупая…

— Ты совсем не тупая.

— Скотт, зачем тебе целая коробочка чайных пакетиков?

— Принеси, и ты всё узнаешь.

Она приносит заварку. Всё так же сидя на её высоком стуле иработая одной рукой, Скотт вновь наполняет таз тёплой, но не горячей водой.Потом открывает коробочку чайных пакетиков «Липтон».

— Это придумал Пол, — взволнованно говорит он. Детскоеволнение, думает Лизи. Посмотри на эту модель самолёта, которую я собрал сам,посмотри на невидимые чернила, которые я изготовил с помощью компонентов набора«Юный химик». Он опускает в воду пакетики, все восемнадцать или около того. Онинемедленно начинают окрашивать воду в янтарный цвет, опускаясь на дно таза. —Немного пощиплет, но помогает действительно очень хорошо. Смотри!

Действительно, очень хорошо, думает Лизи.

Он опускает руку в слабый чай, который сам и заварил, и намгновение губы его задираются, обнажая кривые и далеко не белые зубы.

— Больно, конечно, но помогает. Действительно очень хорошопомогает, Лизи.

— Да, — говорит она. Странно, конечно, но она знает, что чайто ли дезинфицирует, то ли способствует заживлению, может, и то, и другоевместе. Чаки Гендрон, повар блюд быстрого приготовления в ресторане, большойпоклонник «Инсайдера»[41], и иногда она заглядывает в этот журнальчик. Так вотбуквально пару недель назад она прочитала где-то на последних страницах статьюо том, что чай помогает от всего. Но с ней, само собой, соседствовала другаястатья, о костях снежного человека, найденных в Миннесоте. — Да, думаю, тыправ.

— Не я, Пол. — Он взволнован, на щёки вернулся румянец.Может сложиться впечатление, что эти порезы — первые в его жизни, думает она.

Скотт указывает подбородком на нагрудный карман.

— Дай мне сигарету, любимая.

— А стоит ли тебе курить, когда твоя рука…

— Ничего, ничего.

Она достаёт пачку из нагрудного кармана, даёт ему сигарету,подносит к ней огонёк зажигалки. Ароматный дым (она всегда будет любить этотзапах) синей струйкой поднимается к грязному, в разводах протечек потолку. Лизихочет спросить Скотта о булах, особенно о кровь-булах. Она уже начинаетпредставлять себе общую картину.

— Скотт, тебя и брата растили отец и мать?

— Нет. — Сигарету он сдвинул в уголок рта и щурит от дымаодин глаз. — Мама умерла, когда рожала меня. Отец всегда говорил, что я убилеё, будучи лежебокой и очень большим. — Он смеётся, словно это самая забавнаяшутка в мире, но это и нервный смех, смех ребёнка над похабным анекдотом, смыслкоторого он до конца не понимает.

Она молчит. Боится что-либо сказать.

Он смотрит вниз, на то место, где кисть и нижняя частьпредплечья исчезают в тазу, который теперь наполнен подкрашенным кровью чаем.Часто затягивается, и на конце «Герберт Тейритон» растёт столбик пепла. Глазпо-прежнему прищурен, отчего Скотт выглядит другим. Не то чтобы незнакомцем, несовсем, но другим. Как…

Ну, скажем, старшим братом. Который умер.

— Но отец говорил, не моя вина, что я продолжал спать, когдапришла пора вылезать. Он говорил, что матери следовало разбудить меня оплеухой,а она этого не сделала, поэтому я вырос таким большим, за что она и понесланаказание, бул, конец. — Он смеётся. Пепел с сигареты падает на разделочныйстолик у раковины. Он, похоже, этого не замечает. Смотрит на руку, кистькоторой скрыта под поверхностью мутного чая, но больше ничего не говорит.

Тем самым ставит Лизи перед деликатной дилеммой. Следует ейзадавать очередной вопрос или нет? Она боится, что он не ответит, что онрявкнет на неё (он может рявкать, она это знает, она иногда бывала на егосеминаре «Модернисты»). Она также боится, что он ответит. Думает, что ответит.

— Скотт? — Имя это она произносит очень мягко.

— М-м-м-м? — Сигарета выкурена уже на три четверти, а то,что кажется фильтром, в «Герберт Тейритон» является мундштуком.

— Твой отец делал булы?

— Кровь-булы, конечно. Когда мы трусили или чтобы выпуститьдурную кровь. Пол делал хорошие булы. Забавные булы. Как при охоте засокровищами. Ищи ключи к разгадке. «Бул! Конец!» — и получи приз. Как конфеткуили «Ар-си»[42]. - Пепел снова падает с сигареты. Скотт не отрывает глаз откровавого чая в тазу. — Но папа целует. — Он смотрит на неё, и она внезапнопонимает: он знает всё, о чём она не решается спросить, и готов ответить на всееё вопросы, как только сможет. Насколько хватит смелости. — Это приз отца.Поцелуй, когда прекращается боль.