Утренний свет прибывает. И тут ей становится абсолютно ясно:если она не произнесёт ни слова до восхода солнца, дверь между прошлым инастоящим закроется, и она потеряет все шансы получить ответы.

Тогда обойдись без имён. И какая, к чёрту, разница, на комнадета эта ночная рубашка?

— Почему Аманда сказала бул? — спросила она. И её голос вспальне, где ещё царил полумрак, но становилось всё светлее, светлее, звучитхрипло, чуть ли не скрежещет.

— Я оставил тебе бул, — отвечает другой человек, лежащий вкровати, человек, к заду которого прижимается живот Лизи.

О Боже О Боже О Боже это что-то ужасное если может бытьчто-то ужасное это…

А потом: Возьми себя в руки. Не упусти своего шанса. Сделайэто прямо сейчас.

— Это… — Голос суше и скрипучее. И в комнате светлеетслишком уж быстро. В любую секунду солнце может появиться над восточнымгоризонтом. — Это кровь-бул?

— Кровь-бул идёт к тебе, — говорит ей голос, в которомслышится едва заметное сожаление. И интонации голоса совсем как у Скотта.Однако теперь он больше похож на голос Аманды, и это пугает Лизи ещё сильнее.

А в голосе слышатся радостные нотки:

— Тот, что тебя ждёт, хороший бул, Лизи. Он придёт из-запурпура. Ты уже нашла три первые станции. Ещё несколько, и ты получишь приз.

— Какой я получу приз?

— Напиток. — Ответ следует без малейшей паузы.

— «Коку», «Ар-си»?

— Помолчи. Мы хотим полюбоваться холлихоксом.

В голосе слышится странная, бесконечная тоска, но что же тутзнакомого? Почему холлихокс, который ещё называют шток-розой, звучит как имя, ане куст с цветами? Это что-то важное, скрытое за пурпурным занавесом, которыйиногда отделяет её от собственных воспоминаний? Нет времени подумать об этом,тем более — спросить, потому что красный свет уже подкрался к окну. Лизичувствует, что остаётся только с настоящим, и, при всём испуге, ощущает острыйукол разочарования.

— Когда придёт этот кровь-бул? — спросила она. — Скажи мне.

Нет ответа, она знала, что ответа не будет, и, однако,раздражение в ней нарастало, вытесняя ужас и замешательство, которые онаиспытывала перед тем, как солнце выглянуло из-за горизонта, разгоняя лучаминочные чары.

— Когда он придёт? Чёрт бы тебя побрал, когда? — Теперь онакричала, тряся прикрытое белой материей ночной рубашки плечо с такой силой, чтоволосы так и летали… но ответа не было. Ярость Лизи прорвалась наружу. — Недразни меня, Скотт, когда?

На этот раз она дёргает на себя прикрытое ночной рубашкойплечо, вместо того чтобы трясти, и другое тело перекатывается на спину. Конечноже, это Аманда. Её глаза открыты, и она дышит, даже щёки у неё бледно-розовые,но Лизи узнаёт этот взгляд: уже видела его, и не раз, когда у большой сиссыАнди-Банни обрывалась связь с реальностью. И не только у неё. Лизи понятия неимеет, то ли Скотт действительно приходил к ней, то ли ей всё это почудилось вполусне, но одно знает наверняка: в какой-то момент ночи Аманда вновь впала вступор. На этот раз, возможно, навсегда.

Она повернулась и увидела большую белую луну, котораясмотрела на неё поверх холма. И грудь открылась навстречу, а лунный свет проникв неё, как в прозрачный кристалл. Она стояла, наполняемая луной, предлагаясебя. Обе её груди раздвинулись, чтобы дать место луне, всё тело широкораскрылось, как трепещущий анемон, нежное, распахнутое приглашение, тронутоелуной.

Д.Г. Лоуренс, «Радуга»

Лизи достаточно быстро поняла, что дело обстоит гораздохуже, чем в трёх предыдущих случаях, когда Аманда отрывалась от реальности — впериоды «пассивной полукататонии», по терминологии её мозгоправа. Её обычнораздражающая и иногда доставляющая неприятности сестра превратилась в большуюдышащую куклу. Лизи удалось (ценой немалых усилий) усадить Аманду, развернутьтак, чтобы она сидела на краю кровати, но женщина в ночной рубашке изхлопчатобумажной ткани (которая за несколько мгновений до восхода солнца то лиговорила голосом её покойного мужа, то ли нет) не реагировала, когда еёназывали по имени, звали, выкрикивали это имя ей в лицо. Она лишь сидела сосложенными на коленях руками, тупо уставившись в лицо младшей сестры. А еслиЛизи отходила в сторону, Аманда продолжала смотреть туда, где она только чтонаходилась.

— Анди-Банни!

На этот раз и детское прозвище не вызвало ответной реакции.Лизи решила развернуть его.

— Большая сисса Ан ди-Банни!

Ничего. Вместо испуга (он пришёл позже) Лизи захлестнуладикая ярость, спровоцировать которую Аманде не удавалось, даже когда онапредпринимала такие попытки.

— Прекрати это! Прекрати и отодвинь зад подальше от края,чтобы ты могла выпрямиться!

Никакого эффекта. Нулевой результат. Она наклонилась,протёрла лицо Аманды тряпкой, смоченной в холодной воде, и опять ничего недобилась. Глаза не моргали, даже когда Лизи проводила по ним тряпкой. Вот тутЛизи почувствовала страх. Посмотрела на электронные часы на прикроватномстолике: самое начало седьмого. Она могла позвонить Дарле, не боясь разбудитьМэтта, который спал в Монреале, но звонить ей не хотелось. Пока не хотелось.Звонок Дарле означал признание поражения, а к этому она ещё не была готова.

Она обошла кровать, схватила Аманду под руки, потащиланазад, повалила. Оказалось, что это труднее, чем она думала, несмотря на худобуАманды.

Потому что сейчас она — куль с землёй. Вот почему.

— Заткнись, — рявкнула Лизи, не представляя себе, с кемразговаривает. — Просто заткнись.

Она забралась на кровать, встав коленями по обе стороныбёдер Аманды, положила руки ей на плечи, у шеи. В такой позе (прямо-таки изпособия по сексу) она могла смотреть сверху вниз на поднятое застывшее лицоАманды. Во время предыдущих приступов сестра всегда была послушной… такими жепослушными становятся под гипнозом. Этот случай, похоже, отличался. Она моглалишь надеяться, что ошибается, потому что утром человек должен совершатьопределённые действа. Если, разумеется, этот человек намеревается и дальше житьв своём отдельном маленьком доме.

— Аманда! — проорала Лизи в лицо старшей сестре. Потомубавила громкость в попытке ещё раз договориться по-хорошему и не испытываяособой неловкости (всё-таки в доме они были одни). - Большая… сисса…Анди-Банни! Я хочу, чтобы ты… встала… ВСТАЛА!., и пошла в сортир», и села наТОЛЧОК! Воспользуйся ТОЛЧКОМ, Анди-Банни! Насчёт три! Один… и ДВА!., и ТРИ! —Лизи рывком усадила Аманду, но вставать та не пожелала.