Кай потёр глаза и почти бесшумно прокрался назад.

«Всё ясно… — он махнул рукой. — Начитался чего-то снова. Потом расспрошу», — подумал Кай, ныряя под сохранившее тепло одеяло. И едва голова его коснулась подушки, как он провалился в дрёму.

В тот же миг, со стороны огорода донеслось: «Трибога в душу… ага!»

Но Кай этого не слышал, и вообще вспомнил об этом только следующим утром, когда, разбуженный звонким жабьим хором, поискал бутылку с водой и бросил короткий взгляд в окно.

На огороде белела фигура, и это без сомнения был дед Егор на ведре.

При вопросе за обедом, «а что это ты утром…», полусонный дед так вчитался в газетную статью, что Кай понял, ответа не будет. Остальные ничего не заметили.

Несколько дней дед ходил нервный и отрешённо массировал водянки на ладонях. Он появлялся из своей комнаты в обед. Ежедневно за бочкой с дождевой водой Кай находил вымазанные землёй болотные сапоги и лопату. Кай задумался, не виной ли всему внезапно постигший родственника сомнамбулизм и решил расследовать это дело.

На третий день Кай подготовился. Он завёл будильник и проснулся за секунду до его звонка. Ни один звук не выдал присутствие зрителей в странном утреннем ритуале.

Огород был идеально разровнен граблями, ни одной поломанной канавки, ни одного сбитого бурунчика. Дед нашёлся в прежней позе на прежнем месте в прежнем одеянии, с лопатой в руке. Округа парила в лёгком туманце, участок окутывала тишина, ни ветерка, ни даже птичьего свиста. Ведро под дедом в накатившей мистичности обрело символизм, с которым не уступило бы космо-черепахе, несущей Мир.

Однако ничего интересного не происходило.

Накинув одеяло на плечи и прильнув к окну, Кай собирался досидеть до самого ухода деда, но в сизом утреннем полумраке смотреть было совершенно не на что. Прошло сорок минут, дед на пару градусов повернул голову. Лица его Кай не видел, а поза ни о чём новом не сообщала. Скуки ради, он понаблюдал за дедом ещё минут пятнадцать, потом раззевался и вернулся в постель.

Дед иной раз не стеснялся выглядеть слегка сумасшедшим, обычно потом вместе смеялись над каким-то очередным проявлением его одержимости. Дед как-то умел погружаться в новые идеи с головой. И тогда и в этот раз должно было существовать какое-то простое объяснение. Но если уж дед включился в свою любимую «молчанку», то как ни старайся, не разговоришь.

К концу недели Кай начал скучать.

Развлечение утратило новизну, дед одинаково не менял позы, и Кай начал склоняться к мысли, что Тори была права. На днях она заявила, что загар, красивые волосы и целые зубы — это совершенно обязательный набор для современного человека. И ещё джинсы.

Карна заметила, что зубы да, но джинсам, загару и волосам предпочла бы обнаружить в человеке мозги. «Никогда не хотела обменять?», — спросила она, указав жестом в сторону развешенных на верёвке трёх пар джинсов Тори.

«Ты считаешь, мне нужны дополнительные мозги?» — холодно бросила Тори.

«Не дополнительные. Основные бы не помешали», — прошипела Карна, не поднимая головы, и перелистнула страницу дедовой «Энциклопедии огородника».

Дед вступил в их перепалку с каким-то своим мнением о приоритете чтения, театра и подтяжек, но сдался. Муза шутя увещевала всех троих, а Кай думал, что не согласился бы обменять волосы Тори ни на какие мозги — ни первые, ни вторые.

Совершив финальный утренний подъем, Кай решил прекратить слежку.

Наверное, пора выйти и просто расспросить. Прямо сейчас.

Стрелка замерла на четверти пятого. Кай натянул шорты и майку и вышел во двор. Снаружи послышались шаги. Где-то в это время соседка приносила к калитке кувшины с утренней дойки.

О, молочко!

Кай быстро и главное бесшумно сгонял к палисаднику. Обвязанные марлей кувшины оказались там, где он ожидал их найти. Он занёс их в кухню и, слегка замешкавшись в поисках алюминиевой кружки, наконец, начал наполнять её молоком. В следующий миг в сердце ёкнуло, «это» наконец «началось».

Кай помчался к заднему двору. Дед Егор больше не сидел. Громыхая ведром и поминая трёх богов с тарантасом и без, он носился по копанному и то здесь то там впивался лопатой в рыхлый парной грунт. Взрыв землю на пару штыков, он как заправский маркшейдер, выбрасывая ноги в болотных сапогах далеко вперёд, перемещался к новой лунке. Через три удара лопатой он терял интерес и к ней и снова перебегал.

Так он перескакивал с места на место ещё раз шесть, оставляя после себя геоглифы, не уступающие в загадочности линиям на плато Наски. Делал он это с такой необъяснимой сосредоточенностью и азартом, что Кай не смог объяснить себе, почему всё это время, утопая по колено в рыхлом грунте, он сам нога в ногу носился вслед за дедом. Причём с кувшином и кружкой молока в руках…

Однако неопределённость была разрешена.

* * *

Муза с девочками накрывали на стол. Обещая дождь и непогоду, небо затянуло тёмными облаками, но в беседке было уютно, потому как первую половину дня очень по-летнему палило солнце.

На пороге беседки появился дед, и вид его был грозен и торжественен одновременно. Он опирался на лопату. Ведро в его руке покачивалось, и оттуда доносился шум возни и скрежет чего-то твёрдого о железо.

Кай привстал и заглянул в ведро.

На дне его копошился меховой мешочек размером в рукавицу.

Облака расступились, и лопата в руке деда сверкнула отполированным лезвием.

— У-ти, масенький! Егор! Никогда не видела… — Тори присела на корточки, заглядывая в ведро. — Папа говорил, кротик может утащить весь урожай с участка. И подрыть корни растений.

— Мог бы. Но теперь с этим покончено, — голос деда был исполнен гордости.

— Так вот за кем Вы гонялись все две недели… — заключила Муза, вытирая руки о передник.

— Сказал бы мне, управились бы за час, — пожала плечами Карна и отвернулась.

Кай почувствовал, что покраснел.

— Ты собираешься..?

— Покончить с этим чудовищным «кротством» на моей земле! В том смысле… на Вашей, Муза Павловна.

Дед театрально раскланялся. Муза покачала головой.

«Чудовище» слепо улыбалось, запрокидывая голову к небу и тыкаясь узкой мордочкой в алюминиевые стенки ведра. Длинные плоские когти скребли по гладкому металлу, но вылезти не помогали.

Кай почувствовал жалость. Ему захотелось погладить замятую на боках чёрную шёрстку.

— Он что-то утащил у нас? Не такой уж он…

Но дед не дал договорить.

— Эта дерзкая выхухоль сожрала все мои нервы, — отрезал он и весьма решительно потряс лопатой. — Нарыла ходов и кочек. Могла