К станции мы подъезжаем через полчаса. Я теперь знаю, почемушпионы всех стран мира так легко уходят от наблюдателей. Последних губитотсутствие творческой фантазии, шаблонное мышление. Они ведь обязаныприкрепиться к человеку и не отставать от него. Теперь представьте, что яувеличиваю скорость, стараясь от них оторваться. Конечно, они начинаютнервничать и пытаются меня догнать. А если я, наоборот, еду медленно, словнопоказывая им, что не собираюсь сбежать? Как они себя поведут? Все правильно.Будут следовать за мной и следить, чтобы я не увеличил скорость. Чего я и несобирался делать. А еще учтите, что эти двое — явно не подготовленныеспециалисты ФБР или бывшего КГБ, а обычные бандиты, нанятые Барлоу для слежкиза мной.

В общем, у станции я остановил машину и смотрел, как двоемолодых людей загоняют свой «Фиат» на стоянку. А потом пересаживаются ко мне вмашину. Один был с веснушками, он даже поздоровался со мной. Второй был тотсамый, дежуривший у моей машины, когда я ходил в супермаркет. Это был высокийзагорелый мужчина с мрачным лицом. Он сел ко мне в автомобиль, ничего несказав, и мы поехали.

— Как мне вас называть? — спросил я, обращаясь ксвоим попутчикам. — Хотя бы сказали, как вас зовут.

— Меня Славиком, — сообщил первый, а второйтолкнул его в бок.

— Как хочешь называй, хоть горшком, только в печь незасовывай, — пошутил второй.

— Значит, хочешь, чтобы я тебя Горшком называл. Или утебя фамилия такая?

— Ты не шути, — посоветовал мрачный, — местаздесь глухие, людей мало. Всякое может случиться, а у тебя одной руки нет.

— Мне Барлоу говорил, что вы будете меняохранять, — удивился я. — Или я могу ему передать, что ты мнеугрожаешь.

— Ишь ты какой шустрый, — заволновался мрачныйбандит, — не успел я слово сказать, как ты ко мне цепляешься. Ну и хваткийты. Наверное, поэтому мы за тобой уже столько дней хвостом ходим. Не нужноничего говорить. Макаром меня зовут.

— Неужели еще дают такие имена? — сделал яудивленное лицо. — Мне казалось, что уже давно нет ни Макаров, ни Иванов,ни Сидоров.

— Полно, — усмехнулся Макар, — в деревнях ещетакие имена дают — закачаешься. Сам я деревенский, в честь дедушки меняназвали. Геройски погибшего на войне деда. Вот ведь как.

— Значит, носишь имя достойного человека, — сказаля, вглядываясь в дорогу.

Сейчас нужно будет повернуть на лесную тропу. Там с трудомпроходит мой джип. Но я не собираюсь подъезжать слишком близко к дому. Ничегоне случится, если эти двое побегают. Говорят, бег укрепляет мышцы.

— Достойного, — с вызовом сказал Макар. — Аты на что намекаешь?

— Ни на что. Просто рад за тебя. Что назвали в честьдеда.

— Издеваешься, — обиделся Макар, — все вы,городские гниды, вот так себя ведете. Как только имя мое слышите, сразушутковать начинаете. Только ты себя больно умным не считай. И не таких жеребцовобъезжали.

— Опять ты мне угрожаешь. Чувствую, что нужно позвонитьБарлоу и рассказать ему о наших беседах. Непонятно, зачем мне такой попутчик. Ядумал, ты меня охранять будешь.

— Ну и заткни тогда пасть, — разозлилсяМакар. — Ты чего ко мне цепляешься? Я тебе ничего не говорил, а ты мненичего не отвечал. Давай помолчим. Здоровее будем.

Он угрюмо замолчал. Меня всегда поражало, как такие типыпопадают в Америку. Неужели в консульском отделе посольства не видели этубандитскую рожу. Неужели они не видят, кому дают визу? Или сознательнозакрывают глаза? Мне говорили, что во всех западных посольствах есть надежныелюди, которые за соответствующую сумму готовы проставить вам любую визу. Толькотаким путем такой бандит, как Макар, может попасть в Америку. Он ведь навернякапо-английски ни слова не понимал, когда сюда попал. Да и сейчас, наверное, неочень много знает. Скорее, второй говорит по-английски. Я подумал, что второйеще очень молод. Ему было не больше тридцати.

— А тебя, Славик, в честь кого назвали? —спрашиваю я у второго бандита.

Он неожиданно хищно улыбается. Нехорошая у него улыбка,злая, оскал зверский. Я таких хорошо знаю. Благообразная внешностькомсомольского активиста, прилизанные светлые волосы, круглые глаза, ровныечерты лица. У этого даже веснушки есть. А в глаза посмотришь — и содрогнутьсяможно. Хищник. Самый настоящий волк. И ничего с этим не сделаешь. Он родилсятаким.

— А меня мамаша в колонии родила, — весело сообщилСлавик. — Я вообще в зоне вырос. До пяти лет только небо в клеточку видел.Да и потом много раз эту баланду хлебал.

— А где сейчас твоя мать?

— Ты это знать хочешь? — метнул в меня бешеныйвзгляд Славик. — Я тебе скажу. Думаешь, что нас можно на жалость взять. Тыэто брось. Я про тебя еще в Питере слышал, Левша. Ты ведь зверь опытный. Затобой столько крови, что умываться можно, ручьем потечет, если вместе собрать.Не ангел ты, Левша, и никогда им не был. Поэтому ты на доверие не бери и к намв душу не лезь. Мы должны за тобой следить, чтобы ты не сбежал. И еще мы должныдокладывать о всех твоих передвижениях. Само собой, мы тебя и охранять будем,если кто, к примеру, тебе в морду дать захочет. Трудно тебе с одной рукой будетсправиться, хотя машину ведешь неплохо. И вообще, давай договоримся: каждыйсвою работу делает. Мы свою, а ты свою. Не знаю, зачем ты нужен Барлоу, нодогадываюсь, что опять тебе новый «заказ» светит. Значит, скоро разбогатеешь.Ты и так у нас человек не бедный, три тачки, дом такой, самолетик имеешь.Небось от трудов праведных?

Я прикусил губу. Еще недавно я считал, что главный в этойпаре — Макар, но теперь понял, что ошибался. Этот молодой стервец не толькоглавный в паре. Он из породы тех безумных отморозков, которые не остановятся ниперед чем. Наверное, поэтому Барлоу и набрал таких. Трошин, Оглобля, вот этотСлавик с безумным выражением глаз и таким обычным веснушчатым лицом. Такиеопаснее всего. Он будет резать тебя и смеяться в лицо. У них нет жалости, онине способны почувствовать чужую боль. А про совесть они вообще никогда неслышали и считают ее выдумкой сотрудников милиции.

Больше мы не разговаривали. Я повернул джип на тропу, и мыпоехали еще медленнее. Когда мы свернули, Славик достал телефон и набрал номерБарлоу.

— Мы повернули на болота, — сообщил онпо-русски. — Да, мы сидим в его машине и вместе едем к нему в гости.

Он убрал телефон и тихо засмеялся. Смех у него былнехороший, словно стекло рассыпалось на мелкие осколки.

— Барлоу советует нам поскорее возвращаться. Говорит,что боится за нас. Чтобы мы на ночь глядя не заблудились в лесу. Как «красныешапочки».

Я смотрю на него в зеркало заднего обзора и думаю, как глупоустроена жизнь. Если я прав и меня действительно хотят использовать дляустранения бывшего премьера, то для гарантии безопасности сразу после моеговыстрела они уберут всех, кто со мной общался. А значит, и Славик со своимангельским лицом и нутром зверя, и Макар, бывший сельский житель, а нынеуголовник-рецедивист, сбежавший в Америку, обречены. Они этого не знают, а язнаю. Барлоу специально находил таких людей, исчезновения которых никто незаметит. Я еще раз смотрю на Славика. Рассказать ему об этом я еще успею. Пустьпока смеется. Скоро я остановлю машину, и мы пойдем пешком.