Набожный фельдкурат прихрамывал на одну ногу — результатвстречи в тёмном переулке с отцом одного из учеников. Законоучитель надавалподзатыльников сыну за то, что тот усомнился в существовании святой троицы;мальчик получил три тумака: один за бога-отца, другой за бога-сына и третий засвятого духа. Сегодня бывший законоучитель пришёл наставить своего коллегу Кацана путь истинный и заронить в его душу искру божью. Он начал с того, чтозаметил ему:

— Удивляюсь, что это у вас не висит распятие. Где вымолитесь и где ваш молитвенник? Ни один святой образ не украшает стен вашейкомнаты. Что это у вас над постелью?

Кац улыбнулся.

— Это «Купающаяся Сусанна», а голая женщина под ней —моя бывшая любовница. Направо — японская акварель, изображающая сексуальный актмежду старым японским самураем и гейшей. Не правда ли, очень оригинально? Амолитвенник у меня на кухне. Швейк! Принесите его сюда и откройте на третьейстранице.

Швейк ушёл на кухню, и оттуда послышалось троекратноехлопанье раскупориваемых бутылок.

Набожный фельдкурат был потрясён, когда на столе появилисьтри бутылки.

— Это лёгкое церковное вино, коллега, — сказалКац. — Очень хороший рислинг. По вкусу напоминает мозельское.

— Я пить не буду, — упрямо заявил набожныйфельдкурат. — Я пришёл заронить в вашу душу искру божью.

— Но у вас, коллега, пересохнет в горле, — сказалКац. — Выпейте, а я послушаю. Я человек весьма терпимый, могу выслушать ичужие мнения.

Набожный фельдкурат немного отпил и вытаращил глаза:

— Чертовски доброе винцо, коллега! Не правда ли? —спросил Кац.

Фанатик сурово заметил:

— Я замечаю, что вы сквернословите.

— Что поделаешь, привычка, — ответил Кац. —Иногда я даже ловлю себя на богохульстве. Швейк, налейте господину фельдкурату.Поверьте, я ругаюсь так же богом, крестом, небом и причастием. Послужите-ка навоенной службе с моё — и вы до этого дойдёте. Это совсем нетрудно, а нам,духовным, всё это очень близко: небо, бог, крест, причастие, и звучит красиво,и вполне профессионально. Не правда ли? Пейте, коллега!

Бывший законоучитель машинально выпил. Видно было, что онхотел бы возразить, но не может. Он собирался с мыслями.

— Выше голову, уважаемый коллега, — продолжалКац, — не сидите с таким мрачным видом, словно через пять минут вас должныповесить. Слыхал я, что однажды в пятницу, думая, что это четверг, вы по ошибкесъели в одном ресторане свиную котлету и после этого побежали в уборную исунули себе два пальца в рот, чтобы вас вырвало, боясь, что бог вас строгопокарает. Лично я не боюсь есть в пост мясо, не боюсь никакого ада. Пардон!Выпейте! Вам уже лучше?.. А может быть, у вас более прогрессивный взгляд напекло, может быть, вы идёте в ногу с духом времени и с реформистами? Иначеговоря, вы признаёте, что в аду вместо простых котлов с серой для несчастныхгрешников используются папиновы котлы, то есть котлы высокого давления?Считаете ли вы, что грешников поджаривают на маргарине, а вертела вращаются припомощи электрических двигателей? Что в течение миллионов лет их, несчастных, мнутпаровыми трамбовками для шоссейных дорог; скрежет зубовный дантисты вызываютпри помощи особых машин, вопли грешников записываются на граммофонныхпластинках, а затем эти пластинки отсылаются наверх, в рай, для увеселенияправедников? А в раю действуют распылители одеколона и симфонические оркестрыиграют Брамса так долго, что скорее предпочтёшь ад и чистилище? У ангелочков взадницах по пропеллеру, чтобы не натрудили себе крылышки?.. Пейте, коллега!Швейк, налейте господину фельдкурату коньяку — ему, кажется, не по себе.

Придя в чувство, набожный фельдкурат произнёс шёпотом:

— Религия есть умственное воззрение… Кто не верит всуществование святой троицы…

— Швейк, — перебил его Кац, — налейтегосподину фельдкурату ещё рюмку коньяку, пусть он опомнится. Расскажите емучто-нибудь, Швейк.

— Во Влашиме, осмелюсь доложить, господинфельдкурат, — начал Швейк, — был один настоятель. Когда его прежняяэкономка вместе с ребёнком и деньгами от него сбежала, он нанял себе новуюслужанку. Настоятель этот на старости лет принялся изучать святого Августина,которого причисляют к лику святых отцов церкви. Вычитал он там, что каждый, ктоверит в антиподов, подлежит проклятию. Позвал он свою служанку и говорит:«Послушайте, вы мне как-то говорили, что у вас есть сын, слесарь-механик, и чтоон уехал в Австралию. Если это так, то он, значит, стал антиподом, а святойАвгустин повелевает проклясть каждого, кто верит в существованиеантиподов». — «Батюшка, — отвечает ему баба, — ведь сын-то мойпосылает мне и письма и деньги». — «Это дьявольское наваждение, —говорит ей настоятель. — Согласно учению святого Августина, никакойАвстралии не существует. Это вас антихрист соблазняет». В воскресенье онвсенародно проклял её в костёле и кричал, что никакой Австралии не существует.Ну, прямо из костёла его отвезли в сумасшедший дом. Да и многим бы туда немешало. В монастыре урсулинок хранится бутылочка с молоком девы Марии,которым-де она поила Христа, а в сиротский дом под Бенешозом привезли лурдскуюводу, так этих сироток от неё прохватил такой понос, какого свет не видал.

У набожного фельдкурата зарябило в глазах. Он отошёл толькопосле новой рюмки коньяку, который ударил ему в голову. Прищурив глаза, онспросил Каца:

— Вы не верите в непорочное зачатие девы Марии, неверите, что палец святого Ионна Крестителя, хранящийся у пиаристов, подлинный?Да вы вообще-то верите в бога? А если не верите, то почему вы фельдкурат?

— Дорогой коллега, — ответил Кац, снисходительнопохлопав его по спине, — пока государство признаёт, что солдаты, идущиеумирать, нуждаются в благословении божьем, должность фельдкурата являетсяприлично оплачиваемым и не слишком утомительным занятием. Мне это больше подуше, чем бегать по плацу и ходить на манёвры. Раньше я получал приказы отначальства, а теперь делаю что хочу. Я являюсь представителем того, кто несуществует, и сам играю роль бога. Не захочу кому-нибудь отпустить грехи — и неотпущу, хотя бы меня на коленях просили. Впрочем, таких нашлось бы чертовскимало.

— А я люблю господа бога, — промолвил набожный фельдкурат,начиная икать, — очень люблю!.. Дайте мне немного вина. Я господа богауважаю, — продолжал он. — Очень, очень уважаю и чту. Никого так неуважаю, как его!

Он стукнул кулаком по столу, так что бутылки подскочили.

— Бог — возвышенное, неземное существо, совершенное вовсех своих деяниях, существо, подобное солнцу, и никто меня в этом неразубедит! И святого Иосифа почитаю, и всех святых почитаю, и даже святогоСерапиона… У него такое отвратительное имя!