Наконец раздалось: «Zum Gebet!»,[43]поднялась пыль, и серый квадрат военных мундиров преклонил колени передспортивным кубком поручика Витингера, который он выиграл в состязании в беге надистанции Вена — Медлинг.

Чаша была полна, и каждая манипуляция фельдкуратасопровождалась сочувственными возгласами солдат.

— Вот это глоток! — прокатывалось по рядам.

Обряд был повторён дважды. Затем снова раздалась команда:«На молитву!», хор грянул «Храни нам, боже, государя». Потом последовало«Стройся!» и «Шагом марш!»

— Собирайте манатки, — сказал Швейку фельдкурат,кивнув на походный алтарь. — Нам нужно всё развезти владельцам.

Они поехали на том же извозчике и честно вернули всё, кромебутылки церковного вина.

Когда они вернулись домой и в наказание за медленную ездуотправили несчастного извозчика рассчитываться в комендантское управление,Швейк обратился к фельдкурату:

— Осмелюсь спросить, господин фельдкурат, должен лиминистрант быть того же вероисповедания, что и священник, которому онприслуживает?

— Конечно, — ответил фельдкурат, — Иначеобедня будет недействительна.

— Господин фельдкурат! Произошла крупная ошибка, —заявил Швейк. — Ведь я — вне вероисповедания. Не везёт мне, да и только!

Фельдкурат взглянул на Швейка, с минуту молчал, потомпохлопал его по плечу и сказал:

— Выпейте церковного вина, которое там от меня осталосьв бутылке, и считайте себя вновь вступившим в лоно церкви.

Случалось, Швейк по целым дням не видал пастыря солдатскихдуш. Свои духовные обязанности фельдкурат перемежал с кутежами и лишь изредказаходил домой, весь перемазанный и грязный, словно кот после прогулок покрышам. Возвращаясь домой, если он ещё вообще в состоянии был говорить,фельдкурат перед сном беседовал со Швейком о высоких материях, о духовномэкстазе и о радости мышления, а иногда даже пытался декламировать Гейне. Швейкотслужил с фельдкуратом ещё одну полевую обедню, у сапёров, куда по ошибке былприглашён и другой фельдкурат, бывший школьный законоучитель, чрезвычайнонабожный человек. Он очень удивлённо взглянул на своего коллегу Каца, когда тотпредложил ему глоток коньяку из швейковской фляжки — Швейк всегда носил еёс собой во время исполнения религиозных церемоний.

— Недурной коньяк, — сказал Отто Кац. —Выпейте и поезжайте домой. Я сам всё сделаю. Сегодня мне нужно побыть на свежемвоздухе, а то что-то голова болит.

Набожный фельдкурат покачал головой и уехал, а Кац, каквсегда, блестяще справился со своей ролью. На этот раз он претворил в кровьгосподню вино с содовой водой, и проповедь затянулась несколько дольшеобыкновенного, причём каждое третье слово её составляли «и так далее» и«несомненно».

— Солдаты! Сегодня вы уезжаете на фронт и так далее.Обратите же сердца ваши к богу и так далее. Несомненно. Никто не знает, что свами будет. Несомненно. И так далее.

«Так далее» и «несомненно» гремело у алтаря вперемежку сбогом и со всеми святыми.

В экстазе и ораторском пылу фельдкурат произвёл принцаЕвгения Савойского в святого, который будет охранять сапёров при постройкепонтонных мостов.

Тем не менее полевая обедня окончилась без всякихнеприятностей — мило и весело. Сапёры позабавились на славу.

На обратном пути Швейка с фельдкуратом не хотели пустить соскладным алтарём в трамвай. Но Швейк пригрозил кондуктору:

— Смотри, тресну тебя этим святым алтарём по башке!

Добравшись наконец домой, они обнаружили, что по дорогепотеряли дароносицу.

— Неважно, — махнул рукой Швейк. — Первыехристиане служили обедни и без дароносицы. А если мы дадим объявление, тонашедший потребует от нас вознаграждения. Будь это деньги, вряд ли бы кто ихвернул. Впрочем, встречаются и такие чудаки, У нас в полку в Будейовицах служилодин солдат, хороший парень, но дурак. Нашёл он как-то на улице шестьсот крон исдал их в полицию. О нём даже в газетах писали: вот, дескать, какой честныйчеловек. Ну и нажил он себе сраму! Никто с ним и разговаривать не хотел. Всекак один повторяли: «Балда, что за глупость ты выкинул? За это тебе всю жизнькраснеть придётся, если в тебе хоть капля совести осталась». Была у негодевочка, так и та с ним разговаривать перестала. А когда он приехал домой вотпуск, то приятели из-за этой истории выкинули его во время танцульки изтрактира. Парень высох весь, стал задумываться и, наконец, бросился под поезд…А вот ещё случай. Портной с нашей улицы нашёл золотое кольцо. Его предупреждали— не отдавай в полицию, а он ладит своё. В полиции его приняли очень ласково,дескать, заявление об утере золотого кольца с бриллиантом к ним уже поступило.Но потом посмотрели на камень и говорят: «Послушайте, милый человек, да ведьэто стекло, а не бриллиант. Сколько вам за тот бриллиант дали. Знаем мы такихчестных заявителей!» В конце концов выяснилось, что ещё один человек потерялкольцо с поддельным бриллиантом (какая-то там семейная реликвия). Но портномупришлось всё-таки отсидеть три дня, потому что в расстройстве он нанёсоскорбление полиции. Законное вознаграждение он всё-таки получил, десятьпроцентов, то есть одну крону двадцать геллеров, — цена-то этому хламубыла двенадцать крон. Так это законное вознаграждение он запустил в лицовладельцу кольца, тот подал на него в суд за оскорбление личности, и с портноговзяли десять крон штрафу. После этого портной всюду говорил, что с каждогочестного заявителя надо брать двадцать пять крон штрафу; таких, мол, нужно избиватьдо полусмерти и всенародно сечь для примера, чтобы все знали, как поступать втаких случаях… По-моему, нашу дарохранительницу никто нам не вернёт, хотя наней и есть сзади полковая печать. С воинскими вещами никто связываться незахочет. Уж лучше бросить их в воду, чтобы не было канители… Вчера в трактире«У золотого венка» разговорился я с одним человеком из провинции, ему ужепятьдесят шесть лет. Он приехал в Новую Паку узнать в управлении округа, почемуу него реквизировали бричку. На обратном пути, когда его уже выкинули изуправления округа, он остановился посмотреть на военный обоз, который толькочто приехал и стоял на площади. Какой-то парень — он вёз консервы для армии —попросил его минутку постеречь лошадей, да больше и не вернулся. Когда обозтронулся, моему знакомому пришлось вместе со всеми ехать до самой Венгрии, а вВенгрии он сам попросил одного постеречь воз и только этим и спасся, а то быего и в Сербию затащили. Вернулся он сам не свой и теперь с военными делами нежелает больше связываться.

Вечером их навестил набожный фельдкурат, который утром тожесобирался служить полевую обедню у сапёров. Это был фанатик, стремившийсякаждого человека приблизить к богу. Ещё будучи учителем закона божьего, онразвивал в детях религиозные чувства с помощью подзатыльников, и газеты иногдапомещали о нём заметки под разными заголовками, вроде «Жестокий законоучитель»или «Законоучитель, раздающий подзатыльники». Но законоучитель был убеждён, чторебёнок усвоит катехизис лучше всего по системе розог.