мы выросли в обществе, где эти искажения всегда были присущи нашей жизни. Слишком часто мы растрачиваем энергию, нужную для распознавания и изучения различий, на то, чтобы притвориться, будто эти различия – непреодолимые преграды или что их вообще не существует. Это приводит к добровольной изоляции или к фальшивым, ненадежным связям. В любом случае мы не разрабатываем средства для того, чтобы сделать из различий между людьми трамплин для творческого изменения наших жизней. Вместо человеческих различий мы говорим о человеческой ненормальности.

Где-то на грани сознания живет то, что я называю мифической нормой, о которой каждая из нас в глубине души знает: это не я. В америке норма обычно определяется как белый, худой мужчина, христианин, молодой, гетеросексуальный и материально обеспеченный. Именно эта мифическая норма наделяется в нашем обществе атрибутами власти. Те из нас, у кого нет доступа к этой власти, часто находят в себе одно отличие от нее и предполагают, что это и есть первопричина всего угнетения, забывая о других различиях и связанных с ними искажениях, которые мы, возможно, и сами практикуем. По большей части в современном женском движении белые женщины сосредоточены на своем угнетении как женщин и игнорируют различия расы, сексуальных предпочтений, класса и возраста. Так создается видимость однородности опыта, которую называют словом «сестринство», но в действительности этой однородности не существует.

Непризнание классовых различий лишает женщин энергии и творческой проницательности друг дружки. Недавно коллектив одного женского журнала решил в одном номере публиковать только прозу, заявив, что поэзия – не такая «cтрогая» и «серьезная» художественная форма. Однако даже формы нашего творчества – часто классовый вопрос. Из всех видов искусства поэзия – самая экономная. Она самая тайная, требует меньше всего физического труда, меньше всего материалов, ее можно писать в перерывах между сменами, в подсобке больницы, в метро, на клочках лишней бумаги. В последние годы, когда я писала роман в стесненных условиях, я оценила неимоверные различия в материальных потребностях поэзии и прозы. Когда мы переприсваиваем нашу литературу, именно поэзия становится основным голосом бедных, рабочих женщин и женщин Цвета. Возможно, чтобы писать прозу, нужна своя комната, но еще нужны кипы бумаги, пишущая машинка и масса времени. В изобразительном искусстве реальные требования его производства тоже определяют, кому принадлежит тот или иной вид искусства, по классовому признаку. В наше время завышенных цен на материалы кто наши скульпторки, наши художницы, наши фотографини? Когда мы говорим о широкой женской культуре, мы должны иметь в виду влияние классовых и экономических различий на доступность ресурсов для производства искусства.

В нашем продвижении к созданию общества, в котором каждая сможет процветать, эйджизм – еще одно искажение отношений, которое мешает нашему видению. Игнорируя прошлое, мы скорее повторим его ошибки. «Разрыв поколений» – важный социальный инструмент любого репрессивного общественного строя. Если молодые участницы сообществ смотрят на старших с презрением, недоверием или считают их лишними, они никогда не смогут объединиться с ними, чтобы изучить живую память сообщества и задать важнейший вопрос: «Почему?» Это порождает историческое беспамятство, из-за которого мы вынуждены трудиться и каждый раз изобретать колесо, выходя в магазин за хлебом.

Снова и снова нам приходится повторять и переучивать старые уроки, те же, которые повторяли матери, потому что мы не передаем наше знание или не готовы слушать. Вот один пример: сколько раз всё это говорилось раньше? И вот другой: кто бы могли подумать, что наши дочери вновь позволят стеснять и мучить свои тела корсетами, каблуками и узкими юбками?

Пренебрежение расовыми различиями между женщинами и последствиями этих различий представляет самую серьезную угрозу для мобилизации коллективной силы женщин.

Когда белые женщины игнорируют врожденную привилегию белости и определяют женщину лишь с точки зрения собственного опыта, женщины Цвета становятся «другими», чужими, чей опыт и традиции слишком далеки, чтобы понять их. Пример тому – знаменательное отсутствие опыта женщин Цвета как источника на курсах по женским исследованиям. Произведения женщин Цвета редко включаются в курсы по женской литературе и почти никогда – в другие литературные курсы, равно как и в женские исследования вообще. Слишком часто это оправдывают тем, что литературу женщин Цвета могут преподавать только женщины Цвета, или тем, что она слишком трудна для понимания, или тем, что студентки не могут достаточно «погрузиться» в нее, потому что она пишется на основе «совсем другого» опыта. Я слышала такой довод от белых женщин, которые в остальном отличаются вполне ясным умом и без видимого труда преподают и комментируют тексты, написанные на основе такого разнообразного опыта, как опыт Шекспира, Мольера, Достоевского и Аристофана. Наверняка этому должно быть другое объяснение.

Вопрос далеко не простой, но я думаю, что одна из причин, почему белым женщинам так трудно читать работы Черных женщин, кроется в их неготовности видеть Черных женщин как женщин, которые в то же время непохожи на них самих. Чтобы действительно изучать литературу Черных женщин, нужно видеть в нас цельных людей во всей нашей сложности: как индивидов, как женщин, как человеческих существ – а не те проблематичные, но знакомые стереотипы, которые навязывает общество вместо подлинных образов Черных женщин. Думаю, это относится и к произведениям не-Черных женщин Цвета.

Литература всех женщин Цвета воссоздает текстуру нашей жизни, а многие белые женщины очень заинтересованы в том, чтобы игнорировать настоящие различия. Ведь пока любое различие между нами означает, что кто-то из нас ниже и хуже, до тех пор признание различия сопряжено с чувством вины. Позволить женщинам Цвета выйти за рамки стереотипов вызывает слишком сильное чувство вины, поскольку ставит под угрозу самодовольство тех женщин, которые рассматривают угнетение только по признаку пола.

Отказ признавать различия лишает нас возможности увидеть и различия в проблемах и ловушках, подстерегающих нас как женщин.

Таким образом, в патриархальной системе власти, для которой привилегия белой кожи – важнейшая опора, приспособления для нейтрализации Черных и белых женщин неодинаковы. Например, структура власти легко может использовать Черных женщин против Черных мужчин – не потому, что они мужчины, а потому, что они Черные. Поэтому Черным женщинам необходимо всегда отличать потребности угнетателя от наших собственных легитимных конфликтов внутри сообществ. У белых женщин такой проблемы нет. Черные женщины и мужчины вместе испытывали и до сих пор испытывают на себе расистское угнетение, хотя и по-разному. Из этого общего угнетения мы выработали общие способы защиты и общую уязвимость по отношению друг к дружке, подобных которым нет в белом сообществе, за исключением отношений между еврейками и евреями.

С другой стороны, белые женщины сталкиваются с ловушкой соблазна –