писк, что издавали крохотные навьи светлячки. – Почему липнете к нему?

Внятного ответа от них не дождешься, а комариный писк охотница понимать не умела. Подумав об этом, Руслана начала ворочаться, пытаясь найти удобную позу для сна. Зоран давно тихонько посапывал, и ей пора хоть немного вздремнуть. Но стоило Руслане отмахнуться от безобидных духов, как один из них отделился от сияющего облака и, резко разогнавшись, падающей звездой расшибся о ее лоб.

Руслана даже вскрикнуть не успела. Перед глазами сверкнули искры, ослепляя, а затем все заволокла безупречная, как пасмурная ночь, тьма.

* * *

– Ты нам не родной! Ты даже на маму с папой не похож!

– Посмотри, какие черные у нас волосы и серые глаза. А ты? Подкидыш!

– Отбираешь то, что по праву наше!

Зоран пробежал пол-Хрусталя, пытаясь спрятаться от злых слов братьев и сестер. Но правда впиталась в память и кожу, сплелась с ветром и бежала за ним следом. Маленькие, еще детские ноги несли не так быстро, но зато не знали устали. Зоран и не заметил, как оказался у границы Холодного леса.

Он ненадолго остановился, глядя на нависшую темную стену из дерева и хвои. Ветки могучих деревьев переплетались столь же хитро, как нити в паутине. Где-то кричали птицы, на ногах хрустели стертые и окончательно испорченные лапти.

Зоран крохотным чумазым кулачком вытер выступившие на глазах слезы. Маменька подарила ему эти лапти всего седмицу назад, когда только-только распустились яблони. Она расстроится, когда увидит, что Зоран сделал с обувью. На новую в большой семье простых крестьян деньги не скоро найдутся… А когда это случится, Зоран уже не сомневался, начнется очередная ссора.

Братья и сестры снова обвинят его, «мелкую кукушку», в том, что он ест их еду, отнимает их подарки. Опять скажут, что без него всем было бы легче.

Он всхлипнул, вспомнив, как Малинка рыдала: маменька подарила лапти Зорану, а не ей – новые ленты. Из-за этого-то и началось все…

Ну и пусть, подумал мальчик, пусть получат то, что так жаждут! Больше он домой не вернется! Он слышал, что Боровой порой берет себе учеников. Поговаривали, что иногда лесной хозяин даже крадет детей, чтобы обучать их колдовству. А Зоран сам придет и останется жить в чаще! Это лучше, чем косые взгляды братьев и обиженные – сестер. Малинка, Орен, Листава, даже Радимир, который был младше Зорана на пару лет, – все они его терпеть не могли! Только и ждали, когда Зоран исчезнет из их жизни!

– Эй, мальчуган!

На границе Холодного леса Зоран стоял не один. Из-за шиповника показалась кучерявая темноволосая макушка, а затем – густые усы и борода. Мужик в простой рубахе и льняных штанах поправил лук, висевший за спиной, перешагнул через небольшую кочку. О колчан застучали стрелы.

Охотник.

Зоран насупился, спешно вытер с лица следы своей слабости и сурово свел брови у переносицы. Правда, он тут же вспомнил, как Малинка говорила, что и нос у него «горбатый», а у них у всех «ровненький и красивый». Это воспоминание поубавило уверенности, вгрызлось в старые раны. Зоран шмыгнул носом и отступил, не желая, чтобы охотник приближался.

Мужик тут же остановился и вскинул безоружные руки:

– Да не трону я тебя! Чего скалишь зубы, волчонок?

Зоран молча отвернулся и тяжелым шагом направился прямиком в лес. Когда он почти нырнул в тень, охотник окликнул:

– Ты туда один идешь? Куда ж ты, мелочь?

– Один, – буркнул Зоран, не оборачиваясь.

– Ты ж заблудишься! Сгинешь!

Зоран было запнулся, ноги потяжелели. Сквозь изодранные лапти кожу стоп закололо шишками и хвоей. Но полная боли и обиды мысль «Ну и пусть!» с силой пихнула его в спину. Зоран упорно шел дальше.

– А как же подношения лесу, мелочь? – не отставал охотник.

Зоран не понимал, о чем ему толкуют, а потому даже оборачиваться не стал. Шагнул в тень леса и бегом рванул в его прохладные объятия. Стоило оказаться под густо переплетенными ветвями, что-то незримо переменилось. Здесь иначе ощущалась под ногами земля – она была будто живым существом, которое лишь позволяло ступать по себе. Иначе звенел чистый воздух, пахнущий сырой почвой и древней древесиной. Любой звук точно утопал, растворялся в лесной тиши. Каждый шорох превращался в шелест перьев, вскрик птиц или шуршание листвы под мягкими лапами.

И во всем этом царстве Зоран ясно понимал – он чужой. Даже здесь.

– Ма-а-альчик, – низкий женский голос, похожий на протяжный зов пастушьего рога, коснулся слуха. От этого звучания светлые волосы на голове встали дыбом.

Зоран против воли остановился. Ноги приросли к земле.

– Ма-альчик, – захохотало нечто за спиной, уже ближе. – Иди ко мне!

Сердце колотилось отнюдь не от долгого бега. Зорану казалось, что то пульсирует в горле, заставляя кровь в висках стучать, как копыта ретивого коня по пыльной дороге.

Одеревеневшее тело не слушалось. Казалось, оно едва не скрипит от усилий, какие Зоран прикладывал, чтобы просто обернуться. Первого навьего духа он встретил с широко распахнутыми от ужаса глазами.

Лихо неуклюже пряталось за осиной. Неповоротливое тело горбатой великанши нелепо торчало по обе стороны от тонкого ствола, которое уродина обхватила гигантскими ладонями. Кожа на них потрескалась до крови, точно едва налезала на рослую тварь. Зеленые листики дрожали не то от ветра, не то от дыхания духа, что с широкой желтозубой улыбкой пялился на Зорана.

У Лиха был всего один зрячий глаз. На месте левого остались лишь сросшиеся и покрытые гноем веки. Здоровый глаз был огромен и занимал добрую половину лица, а на другой растягивалась жуткая голодная улыбка.

Кровь отхлынула от лица. Зоран попятился, но лишь потешил чудище. Да и сам он знал – от Одноглазого Лиха еще никто не уходил просто так.

Он никогда не встречался с духами лицом к лицу, как и не видел людей, знавшихся с Лихом. Однако маменька часто пугала его и других детей. Каждый вечер перед сном она заходила со свечой в комнату, где все ребятишки уже лежали кто на лавках, кто на печи, и рассказывала истории. Порой добрые и сказочные, порой – страшные, но поучительные.

– Коль увидите одноглазую женщину, бегите, – всегда учила маменька. – Лихо не лежит тихо, либо катится, либо валится, либо по плечам рассыпается. Она оторвет вам руки или ноги, а если не повезет – и вовсе на части порвет и сожрет.

Зоран помнил, как Радимир расплакался после этих слов, а Малинка рассмеялась над младшим. Тогда Зоран тоже храбрился, но теперь едва ли мог хотя бы вдохнуть.