– Ракета восемьдесят восемь… Бред какой-то. Ладно, так и назовём. Напишешь проще: «Ракета-буги». Так будет лучше.

– Хорошо, сколько?

– Смотри: сейчас час ночи. Там сколько – минуты три? Значит, за час сделаешь штук десять.

– Двенадцать.

– Ну хорошо, пусть будет двенадцать. Хотя… вряд ли. Нет уж. Классная вещь. Нельзя спешить. Ник в шесть утра будет ждать. Есть пять часов. Час плыть, полчаса на сборы. Сделай штук тридцать – хоть чуть поспать надо. Так, Эл, а ты со мной иди, разговор есть.

– Витя… Ой, Винс! Винс, я ещё хочу послушать! Ну пожалуйста! Ну, Винс! Ну-у, пожалуйста-а-а!

– Эл! Не ной! Пошли, надо поговорить.

И Алёшка пошёл за двоюродным братом, всё время озираясь и спотыкаясь. Они поднялись на клеть, оставив внизу Джорджа. Винс закрыл тяжеленный люк, и клеть опять затопила темнота.

– Винс!

– Тихо! Тихо! Пойдём, испортишь запись. Иди тихо.

Винс взял Эла за ладошку, и они пошли в комнату, осторожно ступая. Вошли. Винс закрыл дверь, погасил фонарик.

– Слушай внимательно, брат. Каждое слово. Я не буду тебя пугать, это и незачем. Если об этом кто узнает – нам хана. И мне, и Жорке, и бате твоему. И маме.

– Витя…

– Да, Алёшка. Хана. Это нельзя. Но… ты понимаешь, брат… Это так здорово! Понимаешь, ты же мужик, ты должен понять! Это просто здорово.

– Да, Витюша.

– Я не буду никаких слов с тебя брать. Незачем. Скажешь где или сболтнёшь – будет плохо. Всем будет плохо. Очень.

– А вы?

– Что – «мы»?

– Вы не боитесь?

– Да брось ты! – Алёшка почувствовал, как Як-тык улыбается. – Пошли, твоих лягв используем, я рачевни достану. Хоть что-то домой привезём. Всё равно не спать.

Из-под пола еле слышно донёсся рваный ритм – Джордж «встал к станку»…

6

Вот какими такими случайностями определяются человеческие судьбы? Я до сих пор думаю, что старик Туово Пелтоннен вряд ли предполагал, что его любимый «Телефункен» будет обнаружен в потайном подвале его летней дачи. Скорее, он был уверен, что всё разрушено войной, что и дом сгорел, и его любимая коллекция лондонских пластинок разбита вдребезги. Но бывает и так, что самые хрупкие вещи сохраняются в самых жестоких водоворотах времени, а самые прочные люди исчезают бесследно.

Так и получилось, что неугомонный Яктык стал обладателем очень опасного сокровища. Но поскольку он совершенно справедливо считал себя владельцем военного трофея, то поначалу даже не догадывался, к чему может привести его находка. Уже позже, когда он доверился Жорке, безумно доверился, учитывая наличие у того отца-милиционера, вот тогда-то они и сделали длинную антенну, которую повесили на высоченную сосну рядом с домиком. Этот провод они проложили меж двух жердей, потом он прятался в доме и доходил до странного подвальчика, где и стояло их сокровище. Сначала они слушали пластинки, но потом… Первая «Золотая собака», купленная за бешеные деньги, первые опыты, обожжённые пальцы, провода, пьяный радиоинженер в пивной на Лиговской, откуда их чуть не попёрли, Светка, которая влюбилась в Жорку, страшненькая Светка Бронштейн, которая так танцевала, что пол мог загореться, – всего хватило за неполный год.

Но я отвлёкся… Где же наши герои? А вон они – поплыли домой самым ранним утром. Жорка спал, свернувшись калачиком на носу, Алёшка посапывал на корме, а Яктык, бледный от бессонной ночи, беззвучно загребал сонную воду вёслами. Лодка скользила в лёгком тумане, парившем над водой, которая, казалось, сгустилась до маслянистости – даже капли с вёсел падали с каким-то двойным эхом. Над головой распахнулось бескрайнее небо с косой полосой Млечного Пути. На бирюзово-малахитовом горизонте бледнели голубые звёзды, до восхода было ещё далеко.

Яктык не видел ориентиры сзади – он вёл в основном по кривизне следа за кормой, старался держать прямо. Противоположный берег широкого плёса не был виден в тумане, поэтому он прислушивался – может, услышит звуки рано просыпающегося города.

Но было тихо. Вдруг в левую скулу лодки бумкнул топляк. «А, ч-чёрт!», Яктык загрёб правым веслом, развернул лодку. Он уже знал, где они. Метров пятьдесят влево и сто вперёд – и будет причал. Ещё несколько упругих гребков…

– Жора, просыпайся, пришли. Жо-ра! Давай, просыпайся, танцор.

Жорка завозился на носу, укутался в старый отцов плащ, поднял воротник, огляделся сонно.

– Х-х-холодно.

– Ничего, дома согреемся. Давай, придержи.

Лодка мягко потёрлась о причал. Жорка медленно вылез, наклонился, стал придерживать лодку.

– А малой? Спит же, как суслик.

– Погоди. Вещи потаскаем, вопрос с Ником решим, там и разбудим. Пусть поспит, как в люльке. Я его хорошо укрыл.

Яктык поставил на причал маленький чемоданчик с новыми «костями», потом поднял и поставил тяжёлое ведро с шуршащими раками.

– Придёшь раков есть? Нам много. Видишь, сколько Лёшка лягв поймал. Я и не думал.

– Приду. Хотя… Нет, лучше принеси ты сам.

– Здрасьте, мальчики!

Жорка резко развернулся. Витька как стоял, наклонившись, так и замер. На причале, метрах в десяти, стояли Штырь и три крепких парня. Штырь сплюнул.

– А что это у вас в чемоданчике, мальчики? И что это у вас на голове такое странное?

Тут Витька и Жорка поняли, что от бессонницы забыли нормально причесаться.

– Вы посмотрите, какие красивые тут у нас мальчики ходят по утрам. Да, ребята? Когда все нормальные советские люди готовятся к трудовому дню – эти попугаи с чемоданчиками плавают по озеру. Да? – Штырь выдержал мастерскую паузу. – Ну что, Витя, не ждал, что мы тебя так рано подловим? А мы тебя ждали, знали, что ты, как всегда, схитришь, пораньше придёшь, чтобы своих предупредить, а мы взяли и дождались. «Здравствуй, милая моя! Я тибя заждалси! Я не ждал, а ты пришла, а я растерялси!»

Секунды шли медленно-медленно. Шесть парней смотрели друг на друга ранним утром, и тишина становилась такой прозрачной, такой удивительно огромной, что было слышно, как падают в воду капли с поднятых на борт лодки вёсел.

– Ну что, Витя, – заулыбался Штырь, – на колени, сука! И ты, морда, становись на колени, падла!

Витя и Жора переглянулись.

– Не насмотрелись друг на друга, голубки́? На колени!

Парни за спиной Штыря подошли и встали поперёк понтона. Штырь вынул руку из кармана, раздался лёгкий щелчок, и из его ладони выскочило лезвие «бабочки». Ещё два щелчка. Четвёртый достал заточенную спицу. Явно урка.

– Штырь, который час?

– Что?

– Который час, спрашиваю.

– Ты, что, Трошин, ёбнулся? Я тебе, гнида, что, Совинформбюро? На ленточки порежу, сука!

– Мы сами посмотрим, сколько там натикало.

Практически одновременно Витька и Жорка сделали странное движение, вроде как на часы хотели посмотреть, что-то дёрнули из