Гамаш объяснил, что он отставной старший инспектор отдела по расследованию убийств Квебекской полиции и ему требуется помощь констебля Стюарта. Но не в связи с убийством. Это частное расследование. Он пытается найти пропавшего друга. Художника. Его следы обнаружились в районе Дамфриса в начале зимы. Гамаш назвал констеблю Стюарту даты приезда и отъезда Питера. Но он не знал, где находился Питер, чем занимался и вообще зачем туда приехал. Нет ли там места, где поселяются художники? Или какого-то объекта, который может привлекать их?

– Ну, вообще-то, у нас красивейшие места.

Гамаш позавидовал акценту констебля Стюарта. Когда тот говорил по-французски, голос его звучал мягко и обаятельно, раскатистое шотландское р-р-р идеально подходило для французского.

Кто бы мог подумать?

– Значит, там у вас есть знаменитые живописцы?

– Не то чтобы знаменитые. – И после паузы: – Нет, не могу сказать, что знаменитые. Но очень хорошие. К тому же наши пейзажи вдохновят любого художника.

Констебль Стюарт посмотрел в окно, за которым стоял серый холодный день. Дождь лил как из ведра.

Это было прекрасно.

– Потом, у нас есть немало очень красивых садов. Некоторые весьма примечательны. Садовник вам не нужен?

– Боюсь, что нет. Мне нужен художник. Вам не приходит в голову, зачем моему другу понадобилось приехать в Дамфрис?

– Кроме самых очевидных причин? Нет, сэр.

Гамаш посмотрел в окно гостиной. На деревню опустился густой туман, и три сосны на деревенском лугу были почти не видны. От бистро остались одни призрачные очертания, только свет чуть пробивался через окно.

Это было прекрасно.

– По движениям его банковской карты мы знаем, что он был в вашем районе, но у нас нет информации, где он останавливался.

– Ну, это дело обычное. В городе и вокруг него много дешевых гостиниц. Они предпочитают наличные.

– Я бы хотел послать вам фотографию и описание моего друга.

– Отлично. Я раздам его сотрудникам.

Голос констебля звучал жизнерадостно, в нем слышалась готовность помочь. Надежда. Но очаровательный акцент не мог скрыть того факта, что надеяться практически не на что. Шансы на то, что констебль Стюарт найдет следы Питера Морроу, оставленные несколько месяцев назад, были крайне малы. Однако констебль обещал попробовать, и Гамаш был ему благодарен.

Питер не случайно поехал в Дамфрис. Для этого была какая-то неясная им причина. Одно они знали наверняка: сейчас Питера там нет. Он уехал оттуда и объявился в Торонто.

Гамаш попрощался с констеблем и остался сидеть в мягком кресле. Окно было открыто, и он услышал падение первых капель дождя. Они ударяли по листьям, по крыльцу, барабанили по окну. Погода и старший инспектор на этот день определились.

Он откинулся на спинку кресла, переплел пальцы и уставился перед собой, размышляя. Думал о Питере, о Дамфрисе, о своем разговоре с констеблем Стюартом. У шотландцев и квебекцев было много общего. И тех и других покорили англичане. И те и другие сумели сохранить свой язык и культуру, хотя шансы на это были невелики. У тех и у других имелись националистические устремления.

Но Гамаш знал: Питер Морроу поехал в Шотландию не для того, чтобы заниматься проблемами самоопределения. По крайней мере, не на национальном уровне. Он вел более скромные поиски – себя самого.

В какой-то момент случилось что-то неожиданное, и Питер Морроу написал свои необычные картины.

Гамашу не терпелось увидеть их.

Они прибыли в дом Клары Морроу на следующее утро. Веселый курьер почты «Ю-пи-эс» в коричневом пикапе и коричневых шортах передал Кларе предмет, который выглядел как дитя любви бейсбольной биты и багета.

Клара расписалась за длинную коричневую трубку и махнула ею в сторону Гамаша и Рейн-Мари, завтракавших на террасе бистро с Жаном Ги и Рут.

Дождь прекратился еще ночью, и день обещал быть ясным и теплым, солнце сверкало на каплях, повисших на листьях и лепестках цветов, крышах и траве. Испаряясь в солнечных лучах, они наполняли воздух ароматом роз, лаванды и кровельного гудрона.

К полудню деревня начнет поджариваться, как на сковороде, но пока она оставалась сияющей и душистой. Однако Клара ничего этого не замечала. Она смотрела только на тубус, доставленный курьером. Клара принесла его в дом и позвонила Мирне.

И стала ждать. Сжимая тубус. Разглядывая его. Надрывая оберточную бумагу. К счастью, долго ждать ей не пришлось. Через несколько минут все явились, и Клара сорвала обертку.

– Посмотрим, посмотрим, – пробормотала Рут.

– Вы же не думаете, что это гигантская сигарета с марихуаной? – осведомился Жан Ги.

– Я не так глупа, тупица.

Тем не менее энтузиазма у Рут поубавилось. Потом она внимательнее взглянула на тубус и оживилась.

– И бутылки виски внутри тоже нет, – сказал Жан Ги, читая ее мысли.

Эта новая способность вызывала у него некоторую озабоченность.

– Тогда чего все так возбудились?

– Пришли картины Питера, – объяснила Рейн-Мари, глядя на тубус и сгорая от нетерпения увидеть, что там внутри.

Казалось, будто Питер прислал по почте самого себя. Не свою физическую сущность, разумеется. Питер прислал свои мысли, свои чувства. В тубусе был своего рода отчет о его переездах и творчестве, после того как он покинул Три Сосны.

Они собрались вокруг Клары, которая срывала коричневую обертку. Оттуда выпала записка от Марианны и спланировала на пол. Жан Ги наклонился, поднял ее и прочитал: «Высылаю картины. Три на холсте – самые последние. Питер прислал их моему ребенку в мае. Откуда – не знаю. Три других – на бумаге. Он подарил их во время своего приезда зимой. Рада помочь».

Жану Ги показалось, что последние слова равносильны «рада от них избавиться».

– Давайте посмотрим, – сказал Габри.

Он только что пришел, и теперь они с Рут пихались локтями, сражаясь за место получше.

Жан Ги взял один из холстов, а Рейн-Мари – другой. Они развернули картины, но края продолжали закручиваться.

– Я ничего не вижу, – рявкнула Рут. – Разверните их.

– Это не так-то просто, – возразила Мирна.

Она оглядела кухню и наконец решила положить три картины на пол, словно коврики.

Они разгладили холсты, положили на каждый угол по большой книге и отошли подальше. К картинам вразвалочку направилась Роза.

– Забери ее, чтобы она на них не наступила, – сказала Клара.

– Наступила? – переспросила Рут. – Да ты скажи спасибо, если она на них насрет. Это их только улучшит.

Никто не стал с ней спорить.

Гамаш разглядывал картины, наклоняя голову то влево, то вправо.